Жанна – Божья Дева - [198]
«Так она и присягнула», – по своей старой формуле, которая позволяла ей отводить некоторые вопросы.
После этого Тома Курсельский приступил к постатейному чтению обвинительного акта, составленного Эстиве.
Во вступительной части судьям предлагалось «объявить её ведьмой, колдуньей, гадалкой, лжепророчицей, призывавшей и заклинавшей злые духи, суеверной, предавшейся волшебству, худо думающей о нашей католической вере, раскольницей, не признающей члена Символа Веры о Церкви и некоторых других, сомневающейся и заблудшей, кощунствующей, идолопоклонницей, проклятой и злодейственной, хулительницей Бога и святых, причиной соблазна, бунтовщицей, нарушительницей мира и противящейся его установлению, поджигательницей войны, жестоко жаждущей человеческой крови, призывающей к её пролитию, совершенно оставившей, без стыда, приличие и добрые правила женского пола, со срамом одевшейся в безобразные одежды и принявшей состояние военных людей, допускавшей и позволявшей в презрении к Богу почитать её и ей поклоняться, давая целовать свои руки и свою одежду, еретичкой или, по меньшей мере, сильнейшим образом подозреваемой в ереси».
В статье 1 обвинитель обращается к судьям: «Вам – одному как судии в своей епархии, другому как инквизитору веры – принадлежит право изгонять из вашей епархии и из всего королевства Французского ереси, кощунства, суеверия и прочие вышеназванные преступления, наказывать и исправлять еретиков» и т. д.
На эту статью она ответила:
– Верю, что отец наш папа Римский, епископы и другие церковные люди поставлены охранять христианскую веру и наказывать тех, кто от неё уклоняется; но что касается меня, насчёт моих дел я подчиняюсь только Небесной Церкви, то есть Богу, Пресвятой Деве и святым Царствия Небесного. Я твёрдо верю, что не уклонилась от нашей веры, и не хотела бы уклониться.
В манускрипте Юрфе после этого стоит оборванное начало какой-то дальнейшей фразы: «Я и прошу…» Можно думать, что именно тут разыгрался эпизод, о котором на процессе Реабилитации рассказали Маншон и Изамбар.
Первый из них говорит: «В то время, когда Девушку очень понуждали подчиниться Церкви (в своих последующих показаниях Маншон уточнил дату: «приблизительно на Страстной неделе», – а чтение обвинительного акта происходило в страстной вторник. – С. О.), Ла Фонтен, Изамбар и Ладвеню объяснили ей, что она может без страха подчиниться папе и Собору, потому что там (т. е., очевидно, на Соборе. – С. О.) будут представители от её лагеря так же, как и от других. И на следующий день она сказала, что готова подчиниться папе и Собору».
Сам же Изамбар показал, что однажды он ей сказал о Соборе, который должен был состояться в Базеле. Она спросила, что это такое. И узнав, что там будут представители клира всех стран, заявила, что подчинится Собору. Кошон, по словам Изамбара, встревожился настолько, что закричал: «Замолчите, чёрт возьми!» И запретил Маншону заносить её слова в протокол.
Нужно отметить, что в этой связи сам Изамбар, в отличие от Мантона, говорит только о Соборе, а о папе добавляет лишь то, что записано и в самом процессе: «Когда её спрашивали, готова ли она подчиниться суждению папы, она отвечала, что хочет, чтоб её к нему отвели».
Со своей стороны Маншон, опрошенный об этом вторично, подтвердил: «Я слышал, как епископ, когда Изамбар убедил её подчиниться Собору, сказал ему: „Замолчите, чёрт возьми“».
И конечно, Собор – каков бы он ни был в обстановке морального разложения клира – предоставлял единственную возможность выйти из этой с таким искусством построенной дилеммы: перестать повиноваться Церкви Небесной или стать непокорной Церкви земной. Вопрос о том, чтобы перестать повиноваться Церкви Небесной, для Жанны, конечно, не ставился: если она заявила, что готова подчиниться Собору, то, значит, была уверена в том, что этого Собор от неё не потребует. Со своим обычным здравым смыслом она, конечно, сознавала, что только Собор мог дать некоторую гарантию политической непредвзятости; но этого было мало: чтобы подчиниться Собору, она тут, как и всегда, должна была иметь интуицию высших реальностей – должна была быть уверена в том, что земная Церковь соборно не погрешит против велений Церкви Небесной и, напротив, силою Духа Святого сама подчинится той Церкви и будет «служить её выражением».
Перечтём: другие люди подсудны «папе Римскому, епископам и иным представителям духовенства»; но она «относительно своих дел» «подчинится только Церкви Небесной» – и Собору, поскольку Церковь земная в Соборе явится выражением Церкви Небесной; иначе она в своих делах не подсудна никому, потому что знает, что делает. Точка зрения настолько опасная, что протестантский богослов Теодор де Без, препровождая в Кембридж открытый им древний манускрипт Евангелия, снабдил его пометкой: «Лучше спрятать, чем публиковать». В главе VI Евангелия от Луки там стоит стих, выпавший из более поздних списков Нового Завета: «В тот день Иисус увидел человека, работавшего в субботу, и сказал ему: человек, благословен ты, если знаешь, что делаешь; а если не знаешь, проклят ты, нарушитель закона».
Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.