Жан Жорес - [9]

В его памяти навсегда осталась одна ночь, когда, лежа с открытыми глазами на своей кровати в темном дортуаре лицея, он смотрел через окно на звездное небо и мучительно размышлял о тайне мироздания. Этот эпизод позже он опишет в своей докторской диссертации. В отличие от большинства людей, для которых отношение к религии — дело традиции, обычая, жизненного удобства, для Жореса отказ от церкви был вопросом серьезным. Он не мог, подобно большинству, не думать о коренных проблемах бытия. Внутренняя моральная честность и цельность натуры не давали ему возможности оставаться в кругу лишь практических повседневных забот. Для него чрезвычайно важен вопрос о духовных основаниях его жизни.

Насколько легко современному молодому человеку, естественный материализм которого гармонично перерастает по мере приобретения основ научных знаний в органически ясное понимание сущности бытия, настолько же трудно было Жану, прошедшему длительную и систематическую школу религиозного воспитания, совершить скачок в царство духовной свободы. Он сделал его, и это был акт настоящего мужества.

Католическая идеология с ее проповедью самоуничижения, смирения, подчинения и отказа от права думать самостоятельно о коренных вопросах жизни весьма удобна для слабых духом, ибо она снимает ответственность, дает готовые рецепты, избавляет от мучительных сомнений. Жану предстояло отбросить все это и опираться впредь только на свой разум. Первое чувство, которое он испытал, — страх перед тяжелым бременем свободы духа, когда надо либо все решать самому, либо отдаться во власть моральной анархии, когда скепсис перерастает в изощренный эгоизм. И только сильные и цельные характеры находят точку опоры в себе и в своих идеалах. Для Жана они сводятся теперь к стремлению жить для блага всех, ибо он решительно отказался, как об этом писал несколько лет спустя, жить только для себя. Конечно, основы его нового духовного облика были еще довольно неопределенны. Но Рубикон, за которым осталась страна успокоительного и рабского религиозного сознания, был уже позади. Отныне перед ним суровая и требовательная область интеллектуальной самостоятельности.

Первый, кому Жан поведал о том, что утратил католическую веру, был его друг и товарищ по лицею Бодрийяр, который в будущем (еще одна шутка судьбы) станет епископом. Но как ему отныне вести себя с ревностным католиком Дельтуром, человеком, бескорыстно сделавшим для него так много? Вот первая трудность его нового положения. Поразмыслив, Жан ничего не сказал своему доброму покровителю. Мало того, он продолжал сопровождать старика к мессе. Что же это, страх, лицемерие, практические соображения? Обстоятельства всей его дальнейшей жизни тысячами фактов свидетельствуют, что Жорес никогда не знал страха, что лицемерие было полной противоположностью его натуры, что практицизм он понимал только в качестве линии поведения, полностью соответствующей его идеалам и взглядам. Он мог заблуждаться, но обманывать — никогда!

Однако Жорес был убежден в принципиальной целесообразности компромисса, считая его наиболее безболезненным способом выхода из сложной, противоречивой ситуации, В компромиссе он видел наилучшую возможность достичь цели таким образом, чтобы как можно меньше задеть противоположные интересы других. Терпимость — одна из важнейших черт характера Жореса с дней юности. «Его симпатия к людям была настолько всеобщей, — писал о Жоресе Ровен Роллан, — что он ни мог быть на нигилистом, на фанатиком. Любой акт нетерпимости отталкивал его».

Благодаря этому дружба Жореса с Дельтуром выдержала все испытания. Консервативный католик и антиклерикальный социалист, несмотря на полное отсутствие какой-либо политической общности, надолго сохраняют самые теплые взаимные чувства.

Между тем приближалось время, когда Жорес должен был закончить учебу в Сент-Барб. Однажды Дельтур предложил Жану подумать об участии в общем конкурсе выпускников средних школ Парижа и Версаля 1887 года на лучшее выступление. Возник вопрос о теме. Жана давно привлекала фигура Жака Амио, того, кому Монтень отдавал пальму первенства среди всех французских писателей XVI века. Амио прославился прекрасными переводами античных классиков, особенно Плутарха, на французский язык. История сохранила память о том, что король Франциск I приказал выдать ему денежное вознаграждение. Но что явилось поводом для щедрости короля? Жорес сделал благодетелем талантливого, но жившего в крайней бедности переводчика, епископа Пьера де Кастеля, занимавшего при дворе должность личного чтеца короля. Его письмо к Франциску I с просьбой о помощи Жаку Амио и стало темой сочинения, темой, очень близкой и понятной Жоресу, Ему нетрудно было воссоздать прошение о помощи способному бедняку. Ведь сам он учился лишь благодаря стипендии, которую выхлопотал для него Феликс Дельтур. Жорес очень высоко оценивал роль античной классики для культурного развития и воспитания гражданских чувств французов. Поэтому он сумел убедительно доказать, что субсидия переводчику принесет пользу стране. Жорес заявлял от имени де Кастеля, что сочинения Плутарха «научат французов, как можно соединять мужество с осторожностью, щедрость с бережливостью, свободу с порядком». Импровизация отражала две главные идеи, которые, по-видимому, характерны для 18-летнего Жореса: горячее сочувствие к бедности и преклонение перед классическими добродетелями античности.