Жан-Жак Руссо - [69]

Было и другое. Однажды Жан-Жака посетил человек, которым он увлекся сразу — как некогда Баклем или Вентуром де Вильневом. Это был молодой, любезный и общительный венгерский барон Соттерн; по его словам, он служил ранее в австро-венгерской армии, но вынужден был эмигрировать, потому что был протестантом. Жан-Жака предупреждали на его счет: вдруг это шпион? Чтобы не держать про себя подобные сомнения, великодушный философ повез своего нового знакомого в Понтарлье, что на французской территории. Там он сердечно обнял его, признался в своих подозрениях и заверил в своей привязанности и доверии. Сот-терн прибыл в Мотье в марте, а уехал в июле, покинув Жан-Жака в печали, так как эта короткая дружба стала много для него значить.

Однако сразу же по отъезде барона гостеприимный хозяин узнал о своем молодом друге нелестные для него вещи. Так, служанка трактира в Мотье заявила, что беременна от него. Жан-Жак обрушился на нее с обвинениями, уверяя, что такой честный молодой человек, как Соттерн, не мог польститься на эту «отвратительную свинью», «вонючую падаль, самое мерзкое чудовище, которое когда-либо порождала Швейцария». Увы, служанка говорила правду: виновник сам признался в этом на следующий год, а заодно — и в другой своей лжи. На самом деле его имя было Жан Игнаций Соттермейстер де Соттерхайм и был он сыном бургомистра Буды. Он не был бароном, бросил свою должность помощника секретаря архивов Королевской палаты в Пресбурге и к тому же соблазнил замужнюю женщину. Жан-Жак лишь слегка пожурил его. Этот мальчик, наделавший глупостей, напомнил ему неких «Дуддинга» и «Вуссора де Вильнева» его собственной юности. Соттерн умер в нищете в Страсбурге в 1767 году.

Близилось решающее испытание. «Письмо Кристофу де Бомону» было опубликовано в феврале 1763 года и довело до последнего градуса кипения гнев высших кругов. Мульту наивно воображал Жан-Жака уже оправданным и полагал, что его с почестями приняли в Женеве. Увы, отвечал ему Руссо 2 апреля: «Я вернее, чем вы, предвижу эффект этого письма». Он оплакивал тогда еще и отъезд милорда Маршала, которого называл отцом: тот отправлялся в Берлин, чтобы потом вернуться в Шотландию. Милорд беспокоился о возможных последствиях для Руссо и постарался защитить его, как мог, — выдал ему «аттестат о гражданстве», который официально делал Руссо гражданином Нешателя, так что теперь его не могли отсюда изгнать.

Жан-Жак оказался прав: его ответное послание ничего не изменило в его положении. 27 апреля французский представитель в Женеве сообщил несговорчивому философу, что его правительство неблагосклонно восприняло «Письмо» Руссо, усмотрев в нем агрессию против видного иерарха католический церкви, вновь официально признанной в Женеве. 29-го числа Малый совет запретил печатание книги. Никто не возразил против такого вмешательства в издательские дела. Чаша терпения Жан-Жака переполнилась. 12 мая 1763 года он написал синдику: «Прошу вас заявить от моего имени этому Высочайшему Совету, что я навсегда отказываюсь от звания буржуа и гражданина города Женевы и Женевской республики». Руссо нанес Женеве оскорбление на глазах у всей Европы. 19 мая Малый совет вынес соответствующее решение без всяких комментариев.

Расстроенные друзья Руссо обвиняли себя в том, что их бездействие привело его в такое безвыходное положение. Однако дело на этом не закончилось. 18 мая коммерсант Марк Шапюи бросил Жан-Жаку обвинение: он не имел права отрекаться от родины, тем более что все порядочные граждане в душе поддерживают его. 25 мая Делюк поддал жару: этих порядочных граждан, объяснял он Жан-Жаку, надо только немного подтолкнуть; письмо Шапюи — это шанс, который надо использовать… 26-го числа Жан-Жак ответил Шапюи. Я десять месяцев ждал от Вас, писал он, хоть какого-нибудь действия. Разве буржуазия не имеет права заявлять свои ходатайства, если она считает, что имеют место нарушения закона? «Что сделала она почти за целый год?.. Я Вам доверил свою честь, почтенный женевец, и был спокоен на этот счет, но Вы так плохо хранили это достояние, что я был вынужден у Вас его забрать».

Когда это письмо было опубликовано, «патриции» назвали его «ядом подстрекательства к мятежу». 18 июня депутация из четырех десятков граждан Женевы вручила ходатайство магистратам — это был протест против нарушений законных процедур в деле Руссо. Во-первых, в соответствии с церковными предписаниями Руссо должен был предстать перед Консисторией. Кроме того, «Общественный договор» не призывает к свержению правительств, а сама книга, напечатанная за границей, не находится в юрисдикции Женевы. Наконец, если оба произведения и носят имя Руссо, его авторство не было установлено официально. Малый совет сухо отказался от принятия этого ходатайства. Мульту, опасаясь упорства Делюка и даже возможного гражданского противостояния, умолял Руссо снять с себя ответственность за происходящее. Поколебленный философ 7 июля обратился к Делюку с просьбой, чтобы подобные ходатайства более не возобновлялись. «Искреннее осуждение этого дела наиболее здоровой частью государства», сказал он, отомстило за все причиненные ему несправедливости. Но для успокоения разгоряченных умов время было упущено.