Жан Расин и другие - [8]

Слово «Контрреформация» мы понимаем обычно как «противореформация» – по аналогии с «контрреволюцией» или «контратакой». Между тем католическая Контрреформация была скорее «встречной Реформацией», «Реформацией изнутри»; римская церковь стремилась к укреплению собственного здоровья отнюдь не меньше, чем к подрыванию сил противника. Невежество, распущенность, корыстолюбие монашества, опасность формализации религиозного чувства и распространение суеверий среди мирян, интриганство, расточительность, мания величия у прелатов и самого первосвященника – все то, что толкало зачинателей Реформации к открытому возмущению, к расколу, было источником боли для многих деятелей самой католической церкви. Следовало что-то предпринимать, и безотлагательно, просто для того, чтобы выжить.

Французские церковные преобразователи шли разными путями. Одни, как кардинал де Берюль или настоятель парижской церкви Сен-Сюльпис отец Олье, полагали, что начинать надо с воспитания нового типа священнослужителей – ученых и добродетельных, способных своими поступками, речами и познаниями подавать благой пример мирянам. С этой целью создавались конгрегации, основной своей задачей ставившие профессиональную подготовку будущих церковнослужителей.

Епископа Женевского, святого Франциска Сальского, занимало не столько образование клириков, сколько приобщение людей светских, даже самых суетных, к религиозной морали. Он сам так изъяснялся в предисловии к главному своему сочинению «Введение во благочестивую жизнь»: «Те, кто толковали о благочестии, почти все заботились о наставлении лиц, порвавших сношения с миром, или по крайности проповедовали такое благочестие, что ведет к столь же полному удалению от мира. Я же намереваюсь наставлять тех, кто живет в городах, в семье, при дворе, и кто по положению своему обязан жить во внешнем общении друг с другом; а такие люди весьма часто и помыслить не хотят о том, чтобы обратиться к благочестивой жизни, уверяя себя, будто это невозможно… пока остаешься в гуще дел мирских». Своих учеников и гораздо более многочисленных учениц Франциск Сальский увещевал воспитывать в себе смиренные повседневные добродетели, не пренебрегая и скромнейшими победами над собой в самых мелких будничных неприятностях, вплоть до дурно приготовленного обеда или появления гостей некстати, и не упуская случая проявить милосердие к ближнему в самых простых и обычных обстоятельствах – по мере сил, без натуги и напряжения. Знатных дам, вверявшихся его руководству, он охотнее побуждал к благотворительности в миру, чем к экзальтации самоотречения за монастырскими стенами.

Но подлинным героем деятельной филантропии был святой Венсан де Поль. Сын крестьянина, в течение своей бурной, полной приключений жизни видевший и испытавший немало невзгод и лишений, он старался возбудить сострадание к самым обездоленным – больным, каторжникам, подкидышам; духовные сыны и дочери Венсана де Поля, зачастую из богатых и благополучных семейств, обязывались не просто жертвовать и собирать какие-то суммы денег: они исполняли самую грязную работу в лазаретах и приютах, им же основанных, навещали заключенных в тюрьмах и на галерах, способствовали освобождению тех, кого попросту забыли в темницах, хоронили трупы погибших во время войн, голода и эпидемий, нередко погибая при этом сами. Члены созданных Венсаном монашеских орденов жили в миру; для некоторых устав предусматривал лишь временные обеты, которые каждый год могли по желанию приноситься вновь или расторгаться, в соответствии с замыслом учредителя: «Пусть их часовней станет приходская церковь, монастырем – улицы города или больничные дворы, оградой – святое послушание, а покрывалом – божественная стыдливость».

Все эти усилия были направлены центробежно, от Церкви к миру, с намерением (более или менее четко осознанным) как-то их сблизить, сочетать их ценности, соединить духовные подвиги аскезы и молитвенного созерцания с посюсторонней мудростью, добродетелью и здравым смыслом. То, что происходило в те же годы в Пор-Рояле, наоборот, подчеркивало разделенность, противостояние Церкви и мира.

До первых лет XVII века аббатство это ничем особенно не отличалось от прочих. О его возникновении сохранилось немало легенд; позднейшие историки старались выбрать из них наиболее лестные и занимательные. Самая достоверная версия, пожалуй, та, согласно которой основала монастырь в 1204 году благородная дама Матильда де Гарланд ради спасения и благополучного возвращения своего супруга, Матье де Монморанси-Марли, за два года до того отправившегося в Четвертый крестовый поход. Монастырь отдали ордену бернардинцев; возможно, бернардинцы и присоветовали выбор места для построек обители – столь точно оно соответствовало вкусам патрона ордена, святого Бернарда Клервоского, о котором рассказывали, что он «всегда устраивал монастыри в глубоких низинах, где мир был спрятан от взоров и открывалось взгляду лишь небо». Пор-Рояль возвели в долине Шеврёз близ Парижа (чуть далее от столицы на юго-запад, чем Версаль); узкую лощину окружали покрытые лесом холмы, а рядом с монастырем лежало заболоченное озерцо, часто выходившее из берегов, распространяя сырость и гнилостное зловоние. Старинные описания называют Шеврёз «мрачной и дикой пустыней»; романтики, естественно, видели тут «живописный уголок нетронутой природы». Правда, к тому времени озеро уже осушили. Но, возможно, ему аббатство обязано своим названием: первые упоминания о монастыре сообщают, что он «расположен в Порруа», а «Порруа», в свою очередь, комментаторы возводят к «пора», что на средневековой латыни означало «яма со стоячей водой».