Жан Расин и другие - [15]

Леметр не ошибался: всяких толков, удивленных, восхищенных и возмущенных, его поступок вызвал немало. Но его самого это уже не могло волновать. Вскоре и его младший брат, Симон Леметр де Серикур, успевший несмотря на молодость пережить немало приключений в своей солдатской судьбе, решил, потрясенный примером Антуана, ему последовать. Их мать, Катрина Леметр, к тому времени давно уже жила отдельно от своего супруга, человека отнюдь не строгих нравов; она даже дала обет целомудрия, хотя и оставалась до поры в миру, принимая на себя заботы о разнообразных практических нуждах Пор-Рояля. Она спешно выстроила для своих сыновей небольшое помещение, примыкавшее к парижскому зданию монастыря. Там они и поселились, и долгое время убежище их оставалось тайной для всех непосвященных. Позднее они перебрались в Пор-Рояль-в-Полях. Антуан Леметр вел жизнь самую суровую и простую: возделывал землю, в зной косил, в стужу обходился без огня, а вечера посвящал упорным занятиям: изучал древнееврейский, чтобы читать в подлиннике и переводить Писание, собирал сведения для сочинений своих единомышленников и собственных; и притом не снимал власяницы, не расставался с молитвенником и негромко пел псалмы в своей келье.

Но парадоксальная логика событий состояла в том, что именно Пор-Рояль, где так стремились отгородиться от мира, оказался теснее любого другого монастыря во Франции связан с миром, с его жизнью не только духовной, но и политической, зависим от борьбы мирских интересов и хитросплетения мирских интриг. Число отшельников росло, в иные годы достигая семидесяти. Росла и слава Пор-Рояля, привлекая к нему дочерей самых знатных семейств и в качестве послушниц, и воспитанницу в качестве пансионерок, которые, не давая монашеских обетов, устраивали себе скромные жилища рядом с Пор-Роялем и проводили там по нескольку дней сряду, таким способом если не обрывая, то ограничивая свои связи с миром.

Среди этих дам встречались такие громкие имена, как маркиза де Сабле, в будущем приятельница герцога де Ларошфуко и, может быть, в какой-то мере соавтор его «Максим», как принцесса Мария Гонзаго, ставшая вскоре королевой Польши. Порывы их были вполне искренни, но не слишком глубоки и долговечны. Сен-Сиран и мать Анжелика не выражали поэтому особого восторга по поводу их благочестия и в отношении к ним сохраняли, при всем доброжелательстве, недоверчивые оговорки. Как-то Анжелике рассказали, что польская королева раздает непомерно щедрую милостыню, а на уговоры приберечь что-нибудь на черный день отвечает: «Нет, я не хочу копить; если я овдовею, как бы ни было скудно мое имение, его всегда достанет, чтобы мать Анжелика приняла меня в Пор-Рояль-в-Полях».

Анжелика на это сказала: «Не знаю, следует ли нам желать, чтобы она стала одной из наших монахинь. Королева, если только она не настоящая святая, несомненно занесет с собой в монашескую обитель рассеянье и расслабленность. Они избалованы до крайности, и к тому же я не вижу особых причин надеяться, что с ней произойдет чудо: ведь короли и королевы суть ничто перед Богом, и весь блеск их титулов призывает на их головы скорее отвращение Господне, чем его любовь».

Хотели того руководители Пор-Рояля или нет, отсветы этого суетного блеска ложились на монастырские стены. Самый арест Сен-Сирана по приказу Ришелье, его заточение привлекали к Пор-Роялю все больше взглядов, сочувственных, негодующих и, конечно, просто любопытствующих. Тем более что Сен-Сиран и из темницы продолжал наставлять своих духовных детей – а среди них того, кому будет суждено стать признанным главой нового поколения янсенистов, их теоретиком, политиком и бойцом, кто более всех будет способствовать превращению учеников святого Августина из горстки отшельников и монахинь в некое подобие идеологической партии: последнего из детей Антуана Арно, Антуана Арно-младшего, прозванного современниками «Великим Арно».

Антуан Арно был моложе своего брата Робера д’Андийи на двадцать четыре года. Он с юности готовился к церковной карьере, изучал теологию на богословском факультете Сорбонны под руководством отца Леско – духовника кардинала Ришелье, одного из тех, кто будет допрашивать Сен-Сирана в Венсене. С блеском защитив диссертацию, он получил несколько выгодных церковных должностей и вел жизнь наполовину светскую, что не считалось зазорным для тогдашнего священника, но его строгих родственников в Пор-Рояле (в том числе и его мать, принесшую монашеские обеты после смерти мужа) огорчало. Сен-Сирана же более всего беспокоило в молодом докторе теологии его тщеславие ученого, для янсениста едва ли не самая опасная разновидность суетной человеческой гордыни. Советуя своему духовному сыну смирять честолюбие молитвой и постом (дважды в неделю), а любовь к благам земным – дарственной Пор-Роялю на все имущество, Сен-Сиран позаботился и о том, чтобы найти должное применение его талантам и темпераменту.

В 1640 году вышел в свет Янсениев «Августин» и сразу же вызвал ожесточенные споры. Заточение Сен-Сирана длилось уже третий год, здоровье его было подорвано, да и душевные силы временами оставляли его: в минуту слабости он даже поддался уговорам друзей и написал уклончиво-объяснительное письмо Ришелье по поводу давних их теологических контроверз об истинном раскаянии – о чем, впрочем, сразу же пожалел и впредь стоял на своем твердо. Но так или иначе, для прямого полемического боя сам Сен-Сиран не годился. Миссию открытой защиты правого дела он возложил на Антуана Арно: «Tempus tacendi et tempus loquendi