Жан-Поль Готье. Сентиментальный панк - [6]

Кроме Нана, старого потерявшего форму медвежонка-травести, Жан-Поль ничего не хранил, ничего не собирал. Ни марок, ни оловянных солдатиков. Он предпочитал заполнять рисунками альбомы и тетради. Он говорил, что у него дислексия, желая оправдать свои более чем скромные успехи в учебе. Выходя из школы, он видел освещенные окна церкви Сан-Дени, уникального памятника тринадцатого века. Воскресные службы проходили в часовне Иисуса Работника, по адресу: улица Ленина, дом 20. Марксизм и катехизис, борьба классов и мальчики-хористы… Кроме того, город хранил тайные сокровища. Перекресток, еще помнивший свое древнее великолепие, был наполнен матиссовским шафрановым цветом. Улица Коши с гордостью выставляла напоказ уродливое здание с четырьмя дымоходами, где жил и сочинял свои сюрреалистические «Гимнопедии» Эрик Сати. Габриэль Шанель приглашала оригинала Сати на все свои светские рауты в Гарше. В двухстах метрах от дома Сати находился таинственный мощеный тупик, который вел в самое сердце века Просвещения и ужаса. Здесь на втором этаже мрачного полуразрушенного дома маркиз де Сад совершил одно из своих преступлений. Мэрия Аркёй не решилась повесить здесь памятную табличку. Прилично ли при коммунизме прославлять садизм?

Недалеко находится коллеж имени Поля Бера[23], куда Жан-Поль ходил с неохотой. В вестибюле этого здания красного цвета находились ряды шкафчиков, над которыми все входящие видели угрожающую надпись: «Вещи для бассейна». Отвратительные купальные костюмы, запах хлорки, влажный каменный пол вызывали у него омерзение. Как только он возвращался к себе, Жан-Поль раздевался, закутывался в пижаму, растягивался на кровати, наскоро делал уроки и кидал комки смятой бумаги на шкаф из тика. «Я был похож на Счастливчика Александра из одноименного фильма, – рассказывает Готье. – Потом я был в восторге от той эпикурейской сцены, где ленивец Филипп Нуаре лежит в постели и поглощает цыплят и колбасы, которые подъезжают прямо к нему благодаря специальному механизму».

«Мы добиваемся успеха в том, что не изучаем специально», – утверждала Коко Шанель. Жан-Поль учился так мало, что в выпускном классе, оставшись на второй год, так, в конце концов, его и не окончил. Эвелин не сомневалась, что ее изобретательного кузена ждет блестящее будущее. В 1964 году появилась на свет его первая книга, в форме школьной тетради коричневого цвета. Ему было всего двенадцать лет, но в его рисунках чувствовалась рука профессионала, уверенно державшая карандаш. Листки были покрыты эскизами: вдохновленные нарядами Диора и Куррежа платья-трапеции, манто, облекающие стан куколок, похожих на «парижанок» Эдмона Кираза[24], странным образом лишенных головы. Иногда он одаривал их полупрофилем, без каких-либо черт лица, но лишь в том случае, когда нужно было продемонстрировать серьги или колье. Головы без лиц появлялись и тогда, когда нужно было надеть на модель шляпку-пирожок или беретку с помпоном. Уже тогда Готье обладал поразительным чувством того, как нужно использовать моделей. Он весьма изобретательно рисовал только то, что требовалось одежде, а не манекенщице.

Логическое следствие этого: как правило, девушки на его эскизах (он и по сей день ненавидит аксессуары) лишены кистей рук и ступней, потому что ни сумки, ни обувь его не интересуют. Все восемь страниц – словно сотканный из воздуха наряд невесты, украшенный орхидеями, с крошечной фатой. Тут и там очень даже реалистичные портреты эстрадных певиц: Шанталь Гойя, Петула Кларк и Сильви Вартан тех времен, когда она носила платье мини с тремя воланами, у нее была щелочка между передними зубами и хулиганская челка. Она очаровала Париж, появившись на первом отделении концерта «Битлз» в «Олимпии». И еще соблазнительная Шейла[25] в образе девушки из кондитерского магазина, с перехваченными лентой волосами и в длинном декольтированном платье без рукавов, завершившая галерею тогдашних звезд.

Изучая номера «Сада мод»[26], он совершенствовал свои знания об истории костюма. Очень быстро Жан-Поль понял, что хорошо и правильно, а что нет. Этот мощный инстинкт остается при нем и поныне. Сначала модным тенденциям его обучали журналы, а потом он сам стал любимчиком ведущих модных колонок. Дома никого не волновало его увлечение «дамскими тряпками». Удивительного ребенка просто принимали таким, каков он есть. Эвелин объясняет это так: «Наши родители были людьми левых взглядов. Они воспитывали в нас открытость и толерантность. Им претили предрассудки, ксенофобия и расизм. Деньги не ставились во главу угла, но мы ни в чем не нуждались; нас любили и уважали, но без всякой демонстративности. Поль и Соланж не зацикливались на успехах в школе, им было важно, чтобы мы росли самодостаточными, уверенными в себе и творчески развивались».

Соланж работала кассиром в ресторане при Управлении депозитными кассами. Это была скромная темноволосая женщина, искренне верующая и всегда державшаяся сдержанно. Она одевала сына в костюмчики из коричневого бархата, шотландские жилеты, облегающие маечки и безупречно-белые рубашки. Она его обожала, наряжала и лелеяла. «Тетя в юности жила трудно, – рассказывает Эвелин. – Потеряв первую дочь, ее мать была с ней сурова, словно Соланж была виновата в этом горе». Эта скорбь и сделала в конце концов «ужасную» Бабулю Гаррабе той любящей бабушкой, которую они знали. Рождение Жан-Поля, обожаемого внука, как будто восполнило утрату ее собственного ребенка, и, как часто случается, бабушка и мать соревновались в проявлении материнской любви. Царь Эдип отдыхает. Яблоком раздора был нежный херувим, хрупкий и странный, которого две женщины не могли поделить. По словам Эвелин, «Соланж переживала из-за стараний матери перетянуть его на свою сторону и из-за того, что ее мать оказывала сильное влияние на Жана Поля».