Жалкие создания - [31]
После этого я, наконец, понял, кто я есть, и больше к этому не возвращался.
Акт третий
20
Гниющие трупы, растерзанные и разорванные в клочья, как будто они попали под пушечный обстрел, усеивали собой всю землю так, что нельзя было ее даже разглядеть. Словно еще пару минут назад здесь гремела какая-то жесточайшая кровавая бойня, в которой выжить не удалось никому. Воздух, застывший траурным молчанием, излучал острую боль. Зеленоватый туман легкой дымкой кружился над серой, вонявшей смрадом, массой, обволакивая ее. На ближайший утес с карканьем слетались голодные стервятники – и как прокаженный, заглатывая слюни, с вожделением смотрит на изящные блюда, украшающие пестрые витрины ресторана, – они устремляли хищные взоры вниз, при этом жадно клацая клювами. Картина столь мрачная и печальная поразила меня до самого основания души, открывая в ней неизведанное доселе чувство всеобщей обреченности. Мы созданы, чтобы убивать и быть убитыми...
На уроке истории преподаватель показывал нам фотографии, где были изображены бесчисленные горы убитых узников концентрационных лагерей – Дахао, Освенцима и Собибора... почему-то именно сейчас, глядя на это чудовищное полотно, именуемое праздником смерти, у меня возникла эта ассоциация. Пейзаж мертвого моря, от которого поневоле сжималось в груди сердце, простирался на невиданные дали. В нем я сумел различить свое собственное тело. В этой кошмарной бесформенной каше из ошметков плоти и крови, чьих-то кишков, оторванных кривых конечностей, тысяч и миллионов трупов я узнал бледное лицо, слегка засыпанное черной земле – это было мое лицо... и я проснулся.
«Дурной сон, это всего лишь дурной сон! – успокаивал я себя, как обезумевший вскакивая посреди ночи с кровати. – Все в порядке, я уже проснулся! Это всего лишь сон... это всего лишь сон...».
Много воды с тех пор утекло. Только кошмары остались, от которых мне не избавиться.
Прошло пару лет, как я закончил школу – довольно с неплохим результатом, – а потом, став птицей свободной и независимой, упаковал вещи и съехал с родительского гнездышка. Угадайте с трех раз в какое место?
Моим постоянным жильем теперь стал дом номер тринадцать, благосклонно приютивший меня, ибо больше мне было некуда пойти.
Я жил в спартанских условиях (приходилось привыкать), имел только необходимые вещи для выживания. Работал на одном складе упаковщиком товаров – всякой мелкой и большой бытовой техники. Готовил к погрузке. Работа не пыльная и, должен сказать, приносила стабильный доход. Знаю, знаю – на подобного рода работенку обычно устраиваются преступники, кто вышел из тюрьмы отбыв положенный срок и как-то пытается наладить свою жалкую жизнь или психи, чьи мозги удалось вставить на место, и их, как примерных пациентов какой-нибудь провинциальной больнички, выпустили в мир, который наверняка снова сведет их с ума и заставит вернуться обратно в родную палату. Но у меня особо вариантов не было. Поступить в Чикагский университет, выучиться на какого-нибудь клерка и ежедневно просиживать в офисе до позднего вечера, проклиная свое ничтожное существование. Я не преследовал такой цели. Также, как меня не интересовали деньги или успешное продвижение по карьерной лестнице. Эти ценности устарели. Я не был рабом системы и от нее не зависел. Все, что мне требовалось, всегда было под рукой; все в чем я нуждался находилось в Мертвом доме, куда я заманивал глупых и беспечных – и там жестоко и беспощадно убивал их. Убивал, потому что мне это нравилось. Потому что я так хотел и не мог противиться своему желанию, возобладавшему над разумом. Мне доставляло удовольствие разрубать части тела, прислушиваясь к звукам ломающихся костей и крикам, доходящим порой до Джомолунгмовых высот. Их рыдания не разжалобили меня ни в коим разе. Состояние, до которого я низводил своих подопытных жертв, вызывало экстаз. И я с упоением всаживал топор (или тесак) в очередной череп какой-нибудь развязной потаскухи. Кровь и слезы, слезы и кровь – эти два ингредиента лились из них реками, соединяясь вместе, как Тигр и Евфрат, образуя новую формулу жизни. Это спасало меня, а они получали то, что заслуживали и служили великому делу...
В какой-то момент я обнаружил, что в доме есть посторонний. Этот парень захаживал, как в гости, в заброшенный дом, усаживаясь в одной из пустых комнат, и как будто медитировал, совершенно не смущаясь моего присутствия. Он сидел и смотрел в одну точку. Тогда я подумал, что быть может это один из тех причудливых самоубийц этого бывшего поместья. На подобного он не смахивал... хотя черт его знает.
Однажды я нарушил тишину, присев напротив него на пол.
– Как тебя зовут?
– Никак.
– Хорошее имя, чем-то отдает коренными Индейцами. Приятно познакомиться, Никак.
Он заискивающе улыбнулся.
– Хочешь дыма?
– Нет, не хочу.
Он был немногословен и мы практически сразу подружились. С первого взгляда. У него была мышиная кожа, смешная жидкая бороденка, большие выпученные глаза, которые лениво и таинственно смотрели на тебя из-под полуприкрытых век, длинные растрепанные черные волосы – Никак напоминал мне хиппи. Его не волновало, чем я занимаюсь. Он мог спокойно сидеть в гостиной (преждевременно закинувшись доброй порцией «вещества», которое прятал здесь в специальном укромном уголке) тогда, как из соседней комнаты лились безудержные вопли и стоны, при этом думал, что это очередные изворотливые трюки его обдолбанного сознания. Что бы ни происходило, Никак всегда оставался спокойным и позитивным. Часто после тяжелой работы я сидел с ним в вечерней тишине, встречая закат, пробивающийся сквозь шторы из окон. Думал над чем-то, что, по моему мнению, считалось важным. Но чаще всего то были воспоминания, как нож, пронзающие сердце. Я так и не сумел забыть. В праздничные дни эта боль усиливалась и сводила меня с ума. Кто-то говорил, что это влияние осенней хандры, но меня связывало с этим сезоном года нечто иное, нечто особенное и гораздо большее, чем просто меланхолия. Я буквально лез на стенку, лишь бы так не мучиться. Орал до хрипоты, когда не хватало сил держаться. Призраки прошлого приходили, чтобы напомнить о себе. Они посещали мою голову, не спрашивая: хочу ли того я сам?...
Катилина Астрид Мередит — обычная девушка с необычной судьбой. Поцелуй с незнакомцем втянул ее в междоусобную войну вампиров, за лучшим другом охотятся кицунэ, подруга влюбилась в оборотня, а тетя не та, за кого себя выдает. Весь мир перевернулся и ей предстоит найти свое место в новом мире.
Филипу, молодому адвокату из Питера, совершенно случайно, в руки, попадает необычный дневник. В нем описывается, трагедия Трех миров. Не близкий путь, до спасительной планеты. Раскол рас. Возникновение тайного общества, хранившее на протяжении семи тысячелетий, удивительные знания о происхождение людей.
Кто не желает стать избранником судьбы? Кто не хочет быть удостоенным сверхъестественных даров? Кто не мечтает о неуязвимости, успехе у женщин, феноменальной удачливости в игре? Кто не жаждет прослыть не таким как все, избранным, читать чужие мысли и обрести философский камень? Но иронией судьбы все это достается тому, кто не хочет этого, ибо, в отличие от многих, знает, кому и чем за это придется заплатить.
Решив учиться в магической Академии, я пошла против воли отца. Ему не хотелось, чтобы я выходила за пределы нашей территории. В его глазах моя судьба — сидеть дома в четырех стенах, со временем выйдя замуж за того, на кого он укажет, за того, кому он сможет доверить нашу семейную тайну, размер и важность которой очень велики. Но меня такое решение не устроило и я, забрав с собой верного друга, сбежала, впервые в жизни поведя себя таким образом. Что ждет меня на этом пути? Что за таинственные личности появляются на моем пути? И что за судьба уготовлена мне пророчеством?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.