Жалитвослов - [49]

Его первый жалитвослов выглядел необычно. Некоторые жалитвы, вошедшие в него, писаны были на обойной бумаге, иные на кальке, харатьях, обрывках старых грамот, — словом, на чем могли, на том и писали жалитвенники. Оттого стопка на кметовском столе, простеганная бечевой и переложенная особыми тонкими досками, походила скорее на какой-нибудь колдовской гримуар, чем на рутинный квартальный отчет. Кметов осторожно взял его со стола и взвесил на руках.

— Потерпите, — прошептал он жалитвам. — Потерпите немного, скоро разрешится дело ваше.

Бережно прижав рукопись к груди, он вышел из кабинета и спустился в вестибюль. Снаружи еще лило, тяжелая дождевая завеса накрыла жом, с головой запахнув здания цехов. Нудный металлический звон капель стоял в вестибюле. Кметов прошел мимо пустующей конторки вахтера и принялся спускаться по узкой, похожей на пожарную, лестнице.

До этого он никогда не был в архиве. Лестница упиралась в тяжелую кованую дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен». Кметов крепче прижал к себе пачку, толкнул дверь и оказался в обширном сводчатом подвале, похожем на монастырский погреб. Запах старых бумаг стоял тут. У самой двери начинались и уходили куда-то вглубь высоченные стеллажи, тесно уставленные громадными, бечевою прошитыми фолиантами, толстыми папками, древними книгами. Озираясь и прижимая папку к себе, Кметов двинулся вперед.

И по мере того, как он продвигался вглубь архива, все явственнее и явственнее слышался ему чей-то странный, дробный смешок. Будто два голоса негромко разговаривали и обрывались в мелкое хихиканье. Поплутав меж стеллажей, Кметов вышел на открытое пространство. Здесь стояли два стола для работы с бумагами, несколько стульев. У высокой, почти во всю стену, изразцовой печи, от которой шел ровный жар, установлен был уютный диванчик, и на этом диванчике увидал он Колобцову в компании какого-то маленького толстого старичка в длинном черном платье и в похожей на скуфью шапочке. Перед ними стоял низенький столик с большим кувшином и два бокала, наполненных неким оранжевым напитком. При виде Кметова Колобцова перестала улыбаться и отодвинулась от старичка.

— Это к вам, Богумил Федосеевич, — официальным тоном произнесла она.

— Милости просим, милости просим, — ласково произнес старичок, рассматривая Кметова. — Вы подходите, Сергей Михайлович. Рад познакомиться — Манусевич, архивариус тутошний.

— Очень рад, — произнес Кметов, пожимая старикову ладошку.

Манусевич, приговаривая: «И мы очень рады, и мы очень рады!», неожиданно проворно поднялся, побежал и принес Кметову стул.

— Вот-с, — сказал он. — Стульчик. Присаживайтесь.

— Да я ненадолго, — произнес Кметов садясь.

— Ну как же ненадолго? — сказал Манусевич. — Вы ведь отчетик принесли показать, а это дело небыстрое, дело, можно сказать, долгое. Вот и Марьяна Николавна подтвердит.

Колобцова кивнула, поджав губы.

— Да вот соку не желаете? — спохватился Манусевич. — Я его по-особому настаиваю, получается что твой квас. Хмельной! — добавил он, хихикнув.

— Нет, благодарствую, — отказался Кметов. — Мне бы с отчетом разобраться. Леонид Иванович говорил…

— Ох, да что же это я? — засуетился Манусевич, отодвинул в сторону кувшин, стаканы. — Давайте его сюда, давайте. — Он вздел на нос очки и придвинул к себе жалитвослов.

Повисла пауза. Слышно было, как гудит огонь в печке. Колобцова неподвижно смотрела в одну точку. Манусевич, шевеля губами, читал, быстро перелистывая страницы. Дочитав, он отодвинул от себя жалитвослов, как давеча кувшин, снял с носа очки и задумался.

— А ведь до вас, Сергей Михайлович, — сказал он, кашлянув, — здесь я жалитвами занимался. Совмещал две должности, так сказать. Ну, доложу я вам, было и времечко. Отчеты каждый месяц надо было составлять — так много жалитв поступало. Так ведь и жалитовки тогда были другие — писали их в основном люди грамотные, не то что теперь. С такими жалитвами и жалитвослов получался — не чета нынешним. Сейчас ведь как? Берет такой спецьялист кипу жалитв, раз-два — и сляпал жалитвослов. Забывают старые обычаи, форму. Этакое повреждение нравов приключилось. В наше-то время жалитвослов следовало начинать с жалитвы предначинательной, для каковой брали обычно простенькую жалитву, вот как, к примеру, жалитовку этой бабушки. Она всего-то и просит, чтобы помиловали ее и отключили сок. Сок ей, конечно, не отключат, но помилуют. И таких жалитв нужен целый раздел. И только за ними, за просящими помилования, следует пустить серьезные жалитвы, в которых просьба изложена подробненько, с именами. Но что-то таких я у вас не вижу. — Манусевич, снова вздев очки, глянул в жалитвослов.

— Изветы я не включил, — отчего-то сконфузившись, произнес Кметов.

— А вот и зря, — сурово взглянул на него Манусевич поверх очков. — Как без этого? Для того жалитвы и пишут. Чтоб, значит, управу найти. Так, я говорю, жалитвы с именами, те — в конец.

— Я не буду изветы… — помявшись, сказал Кметов.

Манусевич и Колобцова переглянулись.

— Вот он, упадок нравов, обновление, — завздыхал Манусевич, а Колобцова ему поддакнула. — В прежние времена разве можно было такое от человека услышать?. Вера в правительство была крепче.