Жалитвослов - [47]

«Уважаемый Петр Тихонович,

Пишет Вам студент второго курса вечернего отделения факультета права Камарзин Алексей, проживающий по адресу: ул. Краснознаменная, д. 8, кв. 61. Довожу до Вашего сведения, что ей, согреших, господине, словом и всяческим помышлением, и недалеко уже до дела, так как горячей воды уже год нет, а холодную два месяца назад отключили. Воду таскаем ведрами с ближайшей водокачки. Жаловались в ЖЭК уже трижды, однако ответа до сих пор нет, хоть святых выноси. На прошлом собрании жильцов нашего дома по инициативе активистов начальник ЖЭКа Чугунов предан анафеме. Пойти на такие меры нас заставило одно обстоятельство, в чем спешу Вас уведомить: видимо, по ошибке или в силу злонамеренных козней вышеозначенного врага Чугунова нам вместо воды пустили сок. Хочу заверить Вас, господине, в своем полном одобрении курса партии и правительства на сокращение дефицита и опережение в сфере выпуска качественных, лучших в мире марок товаров. При всем этом хотелось бы подчеркнуть, что бесперебойные поставки горячей и холодной воды значительно повышают трудовой потенциал населения и способствуют лучшей производительности и усовершенствованию качества выпускаемого продукта. В то же время необходимо отметить, что потребляемый нами сок вполне пригоден для питья, однако мы всем коллективом единодушно решили, что мы все равно будем его пить, как мы всемерно одобряем политику в области сокращения дефицита и горячо любим нашу Родину. Просим не лишать нас наших прав и избавить от вечных мук, неведения и окаменелого нечувствия, а также от всяческого дурного искушения, и принять все надлежащие меры.

От имени жильцов дома 8 по улице Краснознаменной,

с уважением,

А. Камарзин.»

Адрес показался изумленному Кметову знакомым, и через секунду он понял, что он сам живет в доме 8 по улице Краснознаменной и что номер его собственный квартиры 65. Выходит, студент Камарзин, дерзнувший отправить такое письмо начальнику районного жома, его сосед по подъезду. После того, как Кметов немного пришел в себя, его взяла тяжкая задумчивость. Хоть он и не участвовал в жизни дома, он прекрасно знал, какой силой обладает анафема, объявленная общим собранием жильцов. Такую анафему объявляли не просто так, а за длительные козни и произвол, и жертвами ее становились обычно работники ЖЭКов. Собственно, анафема жильцов была основной причиной их смерти: то съедали их вскоре после этого черви, то проваливались они в сортир, то съедали их черви после того, как проваливались они в сортир. Но для анафематствования должен был сначала быть доказан факт произвола. Кметов, однако, не помнил, чтобы с водой у них в доме были какие-нибудь перебои. Кажется, у него появился шанс проверить все лично.

Дома он перво-наперво отправился в ванную и открыл краны. Вода текла, тек и сок. Кметов набрал его в стаканчик и попробовал на вкус. Сок был отменный. Зноем, пляжем, роскошью пахнуло от него. Кметов тщательно прикрыл за собой дверь и спустился на первый этаж. Так и есть, дверь с номером 61 располагалась в центре. Он позвонил. Долго никто не открывал, и Кметов уже собирался уйти, как вдруг услышал, что кто-то вошел в подъезд. На ходу вошедший звенел ключами, и когда он приблизился, Кметов увидел перед собой коренастого молодого человека, черноволосого, с широким, калмыцкого типа рябоватым лицом. В руках у него была тяжелая студенческая сумка. Кметову он был знаком: сталкивались изредка на лестнице и обменивались приветствиями. Узнал и тот Кметова: остановился возле двери и довольно дружелюбно поздоровался. Сумку он поставил на пол и теперь стоял, спокойно рассматривая Кметова и держа ключи наготове.

— А я вот к вам, господин Камарзин, — с улыбкой сказал Кметов. — Час поздний, так я думал, вы уже дома.

— Я обычно прихожу в это время, — отозвался Камарзин. У него была привычка, отвечая, сильно хмуриться, точно он задумывался над каждым своим словом. — Занятия заканчиваются в восемь.

— Так поздно? — сказал Кметов.

— Да, сессия скоро, — обронил Камарзин, с некоторым колебанием отпирая дверь.

Квартира Камарзина была еще меньше кметовской. Хотя такое впечатление, возможно, возникало из-за общей запущенности: в коридоре кипы старых газет, в комнате — разбросанная одежда, на единственном столе — неубранные тарелки с остатками еды, всюду окурки и тяжелый дух непроветренного, накуренного помещения.

— Не снимайте обуви, — сказал Камарзин, словно утверждая первоначальное впечатление. — У меня тут не прибрано.

Кметов остановился посреди комнаты, пытаясь найти слова, с которых стоило бы начать.

— Вы по поводу моей жалитвы? — просто спросил Камарзин, ставя свою сумку в угол.

— В общем, да, — облегченно подтвердил Кметов. — Дело в том, что…

— Вы работаете в жоме, — сказал Камарзин уже из кухни, где он, судя по звуку, ставил на плиту чайник.

— Да, — ответил Кметов.

— Весь дом уже об этом знает, — сказал из кухни голос Камарзина. — Чай будете?

— Буду, — сказал Кметов.

Они сидели на кухне и пили чай.

— Вот я и решил зайти лично, — закончил Кметов.

Камарзин, нахмурившись, смотрел в свою чашку.

— У меня был тяжелый период тогда, — сказал он. — Мятохся душею, как говорится. Сейчас, правда, не лучше, сессия скоро. Но тогда — особенно тяжелое выдалось время. Запил бы, если б мог. Душа горит. — В его глазах зажегся какой-то огонек. — Это ведь что творят!.. Целые города — без воды. — Тут он заметил сидящего Кметова и разом успокоился. — Ну да, вам чего рассказывать…