Жадный, плохой, злой - [2]

– Бить? – азартно поинтересовался изнывающий от жары и злобы подмосковный душман, нацелив в меня одновременно свой заросший подбородок и указательный палец с желтым ногтем.

Он явно не был склонен к гамлетовским терзаниям. Бить или не бить? Конечно, бить! Однозначно! К его неудовольствию, команда последовала иная:

– Просто возьми этого умника под локоток и усади рядом с собой на заднее сиденье. – Зеркальные очки щекастого брюнета поймали два солнечных блика и радостно просияли. – Бить пока не надо.

Пока! Это прозвучало не слишком-то обнадеживающе.

– Что вам от меня нужно? – осведомился я, отступив на три шага назад.

Ровно столько же шагов проделал Душман, чтобы приблизиться ко мне, так что дистанция между нами сохранялась та же. Чтобы дотянуться до меня, ему потребовались бы руки длиной с хорошие грабли, а его лапищи оказались несколько короче.

– С тобой хотят поговорить, Бодров, – значительно пояснил заводила в брюках-шортах. Его щеки слегка раздулись.

– По природе я редкостный молчун и затворник, – честно признался я. – К тому же сегодня я не в настроении. Отложим беседу до лучших времен. Скажем, до полной ликвидации последствий чернобыльской катастрофы.

– Остряк? – догадался наконец мой собеседник. – Душман, возьми его. Надоело слушать, как он мелет языком!

Лоснящийся на солнце бритый череп устремился вперед.

– Стой, где стоишь, Ходжа Насреддин, – предупредил я. – У покойников очень быстро отрастают волосы, слыхал об этом? Тебя могут не признать в твоем мусульманском раю. – Говоря это, я пятился от него.

– Насреддин, значит? – зловеще переспросил он, неспешно следуя за мной.

Пятиться задом было не слишком удобно, но я делал вид, что мне к такой манере ходьбы не привыкать. Я даже разговаривать продолжал при этом, заверяя настырного преследователя:

– Честно говоря, на тебя и на твое имя мне насрать, будь ты хоть Сулейманом, хоть шайтаном. Можешь назваться даже Али-Бабой – главное, держись подальше.

Бритоголовый не послушался моего совета.

– Подальше? – тупо переспросил он, а сам вдруг прыгнул вперед.

Все он правильно рассчитал: и дистанцию подходящую выбрал, и вес тела приготовился перенести на левую ногу во время удара. Не учел только, бесшабашный, что я тоже устремлюсь ему навстречу.

Его кулак рассек горячий воздух в каком-нибудь сантиметре от моей головы, а в следующее мгновение эта самая голова врезалась в его смуглое лицо, аккурат между выскобленным до синевы лбом и черной бородой. Там размещался чувствительный нос и полнокровные губы, лопнувшие, подобно двум переспевшим вишням.

Душман не обратил никакого внимания на подобную ерунду. Гораздо сильнее обеспокоила его моя правая пятерня, впившаяся в его промежность с яростью клешни оголодавшего краба. Я до предела сжал пальцы, пару раз рванул все, что они сгребли, из стороны в сторону, а потом убрал руку и стал с любопытством наблюдать за превращением грозного противника в скулящее существо, норовящее бухнуться на колени.

Пришлось придать качающейся фигуре неуверенное равновесие. Это было проделано в два счета: короткий быстрый удар по почкам плюс хлесткая добавка по заросшему волосами кадыку. Душман устоял, потому что не смог решить, куда ему падать: вперед или назад. Пока он таким образом колебался на подгибающихся ногах, я направился прямиком к разжигателю нашей маленькой междуусобной войны.

– Забирай своего джинна и проваливай, – порекомендовал я, сосредоточив все свое недоброе внимание на беспорядочно заметавшихся зеркальных очках. Если они были сработаны из настоящего стекла, а не из дешевой пластмассы, то их обладатель рисковал окриветь на один глаз, как только моему правому кулаку надоело бы бесцельно болтаться над землей.

– Идиот, – прошипел мордастый заводила, позаботившись вначале о том, чтобы отгородиться от меня бирюзовым корпусом своего шикарного авто. Полуспортивная тачка, полубрюки, робкие намеки на полноценный нос и конкретные усы… Этот тип был явно каким-то недоделанным и нравился мне все меньше и меньше, особенно когда открывал свою пасть. – С тобой, придурком, просто хотели побеседовать, вот и все, – бубнил он, озираясь по сторонам. Ты сам полез на рожон, сам нарвался на неприятности. Теперь не обижайся…

– Иди сюда, – предложил я с открытой улыбкой. – Повтори все это мне на ушко тихим проникновенным голосом. Возможно, я осознаю свою вину и перевоспитаюсь.

– Перевоспитаешься! – пообещал мой щекастый собеседник, топорща скудную поросль под носиком-пуговкой. – Тебе, скотина безмозглая, рога быстро пообломают. Кровью ссать будешь! Собственными зубами плеваться!

Я пожалел, что не разбил очки, пока они еще находились в пределах досягаемости. Теперь было не до них. Душман уже успел кое-как оклематься, развернулся на сто восемьдесят градусов и направился в нашу сторону. Передвигался он валко, враскорячку, точно передразнивал походку моряка, сошедшего на берег после многодневной болтанки в море. Такой вот – присмиревший, с разбитыми губами – он импонировал мне больше, чем пару минут назад. Я бросил участливый взгляд на его нос, пытаясь определить, распух ли он после столкновения с моим лбом или таким и был задуман при сотворении.