Зейнсвилл - [4]

— Какая Дюймовочка?

— Я, — подмигнула пуэрториканка, затачивая лазером герберовский клинок.

— У тебя кто-то на хвосте? — спросила Арета, снова подумав, какие длинные и светлые волосы у этого странного человека, каким он кажется внешне измученным, но полным внутренней силы.

— Я не знаю… не могу…

Взяв детектор, Арета провела по гостю прибором. Устройство зарегистрировало электромагнитное возмущение неизвестной природы.

— М-да, а у тебя есть хоть какие-то догадки, кто ты есть?

— Н-нет. Я… не… — Он оглядел почти теряющиеся в полумраке стены палатки, украшенные безвкусными дешевенькими китайскими веерами, кимоно и страусовыми перьями.

— И ты не знаешь, как тут оказался? — подстегнула Арета.

Светловолосый на минуту задумался. Помимо сумасбродной идеи про выпадение из урагана он помнил лишь, как рассматривал шприцы в фонтане и как его опалила боль между лопаток.

— Нет, — наконец отозвался он. — Помню только существ на лошадях.

— Мы проведем биосканирование, — объявила Арета. — Психометр Дюймовочки на тебе закоротило. Таких показаний, как на твоей электроэнцефалограмме, мы еще ни у кого не видели. По сравнению с ними пляска святого Вита или отходняк после «Пандоры» просто приступ трясучки. Тебе ничего больше в голову не приходит… вот прямо сейчас?

— Песня, — пытаясь сосредоточиться, ответил светловолосый:

Я езжу по главной дороге, я — графства линейный монтер,

И в солнечный день неисправность мгновенно отыщет мой взор.

Я слышу сквозь ветер, как песней твой голос гудит в проводах.

Линейный монтер из Уичито — на линии, как и всегда![6]

На мгновение воцарилась тишина, которую нарушил ворвавшийся в палатку худой юнец с высоким ирокезом.

— Что это было, черт побери?

— Что стряслось? — сразу ожила Арета. — Откуда ты взялся, Широкая Частота?

— Да это же глушение всех частот! Едва не врубило на весь поселок сторожевой рожок Хеймдаля!

— Ты что-нибудь делал? — спросила Арета своего светловолосого гостя.

— Спел… — неуверенно ответил тот.

— Ты его слышала, Дюймовочка?

— Нет, — пожала плечами обожженная пуэрториканка, убирая нож. — У него трип, наверное.

— Ладно, что бы это ни было, больше так не делай, — взмолился Широкая Частота. — Шмон нам сегодня совсем не кстати.

— Успокойся, Частота, — кивнула Арета. — У нас все под контролем.

Парнишка с ирокезом затопал восвояси, за ним последовала озадаченная Дюймовочка.

— Ух ты! — Арета поджала губы. — Вот это оборот. Ты, возможно, не знаешь, кто ты есть, но готова поставить свой парик, кое-какие интересные люди знают. Ты ведь не против раздеться, а, душенька?

— Зачем? — возмутился светловолосый, и Арета прямо-таки ощутила молнию — выброс адреналина, как у свернувшейся для удара кобры.

— Потому что мы тут многим рискуем, — отрезала трансвестит, нажимая тревожную кнопку, чтобы вызвать Флип-Флопа и Толстого. — У нас тут не курорт, знаешь ли. Это последнее пристанище для многих людей. А теперь раздевайся и дай на тебя посмотреть.

Встав с тюфяка, светловолосый снял одежду. Кожа на спине заныла. Несколько секунд спустя он стоял голый лицом к Арете, у которой отвисла челюсть.

С охапкой припасов в палатку ворвалась Дюймовочка.

— У-ух ты, черт! — воскликнула девушка, даже зажмурившись от удивления. — Это ж…

— Хорошо, но чересчур, — закончила за нее Арета. — И думаю, хватит об этом. Теперь повернись, дружок, давай посмотрим, какие еще у тебя сюрпризы.

Он медленно повернулся, но все равно почувствовал, как пенис хлопнул почти у колена с мясистым звуком, показавшимся ему отвратительным. «Господи Боже, — подумал он, опустив взгляд, — я же монстр какой-то. Как собственное тело может казаться настолько чужим?»

Тут Арета увидела шрамы у него на спине.

— Силы небесные… это!..

— Больно, — сказал светловолосый.

— Но они… Они же! — воскликнула, приглядевшись, Арета. — Знаешь, что там написано?

— «ОТЧЕ, ПРОСТИ ИМ, ИБО О…» На последней «О» больнее всего.

Буквы горели в воздухе у него перед глазами, много отчетливей и ярче, чем гипертекст над парком.

— Вот черт! — выдохнула трансвестит. — Надо прогнать тебя через кое-какие тесты, а потом отвести на консультацию к доктору Будь-Здрав.

Арета протянула ему тренировочный костюм и застиранную толстовку Фордэмского университета[7] и оставила его одеваться. Когда он натянул вещи с чужого плеча, в палатку вошла еще одна девчушка. Лицо у нее было раскрашено в традициях какого-то индейского племени и словно бы мерцало.

— Меня зовут Уиджа, — сказала она. — Поешь что-нибудь.

Голова у него пульсировала болью. Уиджа достала с полки консервную банку без этикетки. Когда она ее открыла, он увидел крохотных рыб-молотов, ровненьких, одна к одной, и плотно набитых. Вытащив одну, он проглотил ее целиком. Рыбка была маслянистой и пряной, и ему захотелось пить. Он съел еще несколько с ржаными хлебцами и запил парой глотков воды.

В голове у него по-прежнему шелестели голоса. Один словно бы принадлежал диктору с радио. Другие — нечеткие и дружелюбные, как у стариков, рассказывающих истории на веранде, только он не мог разобрать, что они говорят. Выудив из банки еще несколько рыбок, он проглотил и их. Вернулась Арета и вывела его из палатки.