Зейнсвилл - [2]

Усталый и ожесточенный Ситтурд удаляется в Дастдевил, Техас, туда, где его некогда подхватил ураган. Там он восстанавливает алтарь и часовню сестры и основывает общину, посвятившую себя утраченным принципам того, что он окрестил Духовной Надеждой Америки. Он отказывается от любого наименования для своих последователей, но община принимает людей всех рас и (интересно отметить) «всех» полов. Остается неясным, относилось ли это определение метафорически к гомосексуалистам или предвосхитило биотехнологические вариации человечества. (Иначе пришлось бы предположить, что многолетнее употребление наркотиков настолько разрушило его мозг, что он сам не знал, что говорил.) Во всяком случае, сексуальные сношения в этой общине были открытыми, постоянными и, в глазах консервативных соседей, порочными. Тем большей обидой для них стало то, что труженики Ситтурда собрали все почетные «голубые ленточки» на ярмарке штата качеством сельскохозяйственной продукции и скота, не говоря уже о том факте, что у общины было собственное электричество благодаря уникальным ветряным мельницам с двойной винтовой поверхностью лопастей, которые Ситтурд назвал «турбинаторами».

Во время одного из вечеров с купанием в озере и чтением стихов, который позднее был назван «языческим ритуалом с сатанинской подоплекой», отряд вигилантов напал на поселок, поджег здания и попытался повесить Ситтурда на одной из его ветряных мельниц. Страх — а не здравый смысл или порядочность — удержал нападающих от убийства, но потрясение и угроза будущих набегов заставили общину рассеяться. Позднее были сожжены амбары, а также лаборатория Ситтурда, библиотека и экспериментальные делянки. Садки для форели и угрей засыпали известью, работавшие на свином навозе двигатели взорвали, а ветряные мельницы растащили тягловыми лошадьми. Ситтурд остался один — старик в руинах, среди которых уцелел лишь старый фермерский дом.

Потом, четвертого июля 1913 года, несколько позднее полудня, по остаткам поселения пронесся ураган кроваво-красной пыли и унес все до единой щепы и страницы книг. Ллойд Мидхорн Ситтурд исчез с лица земли, остался лишь алтарь его покойной сестре с надписью:

Сокрытые могут искать,

И потерянные — вернуться.

Часть 1 НАПУГАН ПО ПРИБЫТИИ

Каждый ребенок начинает сей мир заново.

Генри Дэвид Торо[2]

Глава 1 Форт Торо

Рывком придя в себя, он ощутил влажность пасхального вечера. Вокруг него ритуально свисали с сучков куклы и цепочки, и меж резких, будто вырубленных силуэтов дубов можно было различить огромные сияющие шпили и купола и сумрачные, но роскошные жилые дома, словно от нападения закрывшиеся бронированными жалюзи. Рядом вырастали скелетные строительные леса, на которых, судя по роям огоньков, устроились на открытых платформах целые семьи, а отдельные сообразительные или отчаявшиеся личности раскачивались на петлях или в мешках, закрепленных на оттяжках.

В небе, точно проецируемые из-за окрашенных серой туч, вспыхивали пиктограммы и радужные абзацы гипертекста. Часто повторялось слово «Витесса» и слоганы вроде «Эфрам-Зев… нужное настроение в нужное время». Послания гипнотизировали, информация обрушивалась неведомой разновидностью радиации. Потоки новостных лент и гигантские вспыхивающие заголовки «Угроза „аль-Вакии“ по-прежнему сильна…» и «„Зри-соединение“ за полцены…»

Наверное, он стоял тут долго, внезапно разбуженный лепетом фонтана, удивляясь, какие длинные и светлые у него волосы — словно бы светятся в темноте, словно бы из детской сказки, которую никак не вспомнить. Потом до него дошло, что гораздо важнее другое: он не может вспомнить, где он.

Очевидно, в каком-то парке, в огромном саду некоего, заполненного тенями города. Но какого города?

Голос… невнятный и тем не менее неестественно отчетливый, звучащий как будто у него в голове. «Выбрать Манхэттен». Мужской голос, одновременно очень далекий и слишком близкий.

Что значит «выбрать Манхэттен»? Он потряс головой, стараясь разогнать туман. Случилось что-то ужасное. Наркотики, черепно-мозговая травма…

— Не помню, как меня зовут! — сказал он вслух и почувствовал, как сердце при этом тяжело заухало.

Собственная одежда казалась ему странной… хлопчатые свободные штаны синего цвета, гватемальские сандалии, футболка с надписью «Я был на Уолл-наркотике» и сливочная ветровка с логотипом на груди: строительная тачка, из которой поднимается пламя. Судя по грязи и вони, он, наверное, несколько ночей спал в кустах. Но Манхэттен — в Нью-Йорке, хотя бы это он знает. Значит, он в Нью-Йорке? Но в голову ничего не шло, только что он очнулся, нутром чувствуя опасность. Потом он снова услышал голос и, не поняв, тот ли это, что был раньше, или другой, лихорадочно огляделся. Голос говорил: «…ибо Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня»[3].

«Вот черт, — подумал он. — У меня галлюцинации». Потом вдруг все его существо завибрировало от глубокой тревоги. Кромешная темнота заполнилась звуками. Кто-то или что-то приближалось. Искало его. «Цок-цок» — слышалось эхо, которое его гипернапряженный слух отфильтровал из… из туннеля. Он спрятался в кустах за фонтаном. Перед глазами у него плыло, в голове шумела статика. Он ждал, и от ожидания сводило мышцы.