Зейнаб - [45]

— Вся вода в руках инженера — ирригатора, да накажет его аллах! Дай ему в лапу, тогда и вода потечет.

— Клянусь аллахом, есть ли совесть у этих людей?

— Вряд ли, старина, у них осталась хоть капля совести и веры… За этой собакой из нашего округа нужен глаз да глаз. Он придерживает воду, когда наполняет каналы. Ведь в этом году нам опять воды не хватило.

— Они тут все хороши бестии — от нашего инженера‑ирригатора до главного инженера и инспектора! Третьего дня пришлось послать несколько телеграмм. Приехал сам инспектор, и что же? Никаких результатов! Все наши просьбы — как глас вопиющего в пустыне.

— Клянусь аллахом, жестокосердного ничто не трогает, кроме денег! Уж мы‑то знаем своих соотечественников! Тут нужны не петиции, а деньги, да еще надо дать взятку инженеру‑ирригатору. Тогда и поливы тебе будут обеспечены в нужные сроки.

Разговор прервался с приходом господина Махмуда. Все встали, приветствуя его, а потом вновь уселись. Слуга принес газеты. Хамид взял их и положил на столик перед собой. Подали кофе, и разговор возобновился. Господин Махмуд сообщил, что вода на поля будет пущена этой ночью. Затем, по раз заведенному обычаю, все вновь углубились в чтение газет.

Весь этот день господин Махмуд был занят переговорами с инженером‑ирригатором. Он получил, кроме заверений, еще и письменное распоряжение пустить воду на его землю вне очереди. И все же на душе у господина Махмуда было неспокойно. Этот трудный день прошел в утомительных разъездах и бесконечных препирательствах с чиновником, слугою правительства. По крайней мере таковым тот себя считает и потому убежден, что ни одно дело не может без него обойтись. Но это не мешает ему, как и другим чиновникам, дерзко нарушать законы и распоряжения правительства.

Беспокойство не покидало господина Махмуда. В конце концов он позвал с собой одного из приятелей, и они отправились на поле, к умирающим от жажды несчастным посевам. Хамид присоединился к ним. Так втроем, озаряемые светом едва взошедшей луны, они дошли до поля. Там, прямо на берегу канала, спали арендаторы в ожидании приговора судьбы, приговора правительства, от которого зависят их жизнь и хлеб насущный. Несчетные беды вечно валятся на них с высот «милосердного» неба, но этого, видно, мало! Еще и правительство взыскивает с них налоги, усугубляя тем самым их и без того бедственное положение. Феллахам нестерпимо тяжко от сознания безысходности своего существования, и старики жалеют о прошлых днях, когда у людей было меньше потребностей и, стало быть, меньше забот. Бледная луна простирает над ними свой прозрачный покров, который издавна служит им одеялом, — с того дня, когда им исполнилось семь лет и они впервые вышли на работу. Но и ранее матери приносили их сюда грудными младенцами, а сами шли в поле, оставляя детей на попечение милостивого и милосердного аллаха.

Сторож первого водяного колеса спал, скорчившись под своим грубым плащом.

— Добрый вечер, Абу Мухаррам! Будет тебе спать! Скоро вода пойдет! — громко сказал господин Махмуд.

Абу Мухаррам — старик, уже давно не ждущий ничего хорошего от жизни, встал, поздоровался со всеми за руку и произнес:

— О — хо — хо! Какая там вода… Клянусь аллахом, в старину люди жили в довольстве. Мы ждали, когда разольется Нил, потом сеяли, и все тут! А какие поднимались хлеба!.. А при спуске воды, правду говоря, мы ловили рыбу. Что эта была за рыба! Пальчики оближешь! Да, уж видно, что прошло, то не вернется…

И он принялся вспоминать прошлое, когда без труда и забот феллахи получали множество всяких благ. По его словам, все тогда было хорошо, кроме плетки надсмотрщика и вымогательств сборщиков налогов. Казалось, этот дряхлый старик, которому скоро суждено было распрощаться с этим миром, насмехается над попытками нынешнего правительства исправить положение в сельском хозяйстве, наладить ирригационную систему и осчастливить всех бедняков.

Господин Махмуд двинулся дальше, будя людей одного за другим. Протерев сонные глаза и обнаружив, что дно канала все такое же пересохшее и растрескавшееся, они удивлялись, зачем это хозяин поднял их в такой час. Но он тут же предупредил их, чтобы все были начеку, потому что вот‑вот пустят воду. Так господин Махмуд с Хамидом и своим приятелем добрались до участка одного из крупных арендаторов. Их пригласили отведать кофе, и они отдыхали, пока на дне канала не появились первые лужицы и вода не начала просачиваться в трещины.

Когда шум прибывающей воды стал явственно слышен, они распрощались с гостеприимным арендатором и пошли на участок самого господина Махмуда, засеянный рисом. Листочки риса совсем высохли от жажды, а метелки даже еще и не появились. Никого не найдя на этом поле, они позвали феллаха, работавшего с упряжкой быков на ближайшем участке, и стали ждать прихода воды. Хамид прошел из конца в конец все рисовое поле. Жизнь покидала это влаголюбивое растение, его зеленые листья потеряли свою яркую, сочную окраску, стали вялыми и блеклыми и, засыхая, опадали на землю.

Когда взошло солнце, хозяин, уверившись, что поля будут политы, решил вернуться домой. Хамид пожелал остаться в поле рядом с водяным колесом, монотонный скрип которого уже заглушался звуками проснувшейся жизни. Ночью, когда мир медленно отходит ко сну, колесо продолжает свое движение вместе с освежающим ветерком, и скрип его среди просторов спящей земли слушает ночной сторож, укрывшийся своим черным плащом. Звук этот радостен сердцу феллаха, а животное он заставляет ускорять шаг.