Зет - [105]

Из дела Зет он вывел собственное заключение и всем излагал его, считая себя авторитетом в этом вопросе. Благодаря его прыжку в мчавшийся грузовичок пало правительство, развалился жандармский корпус, заметались прокуроры и судьи, общество исторгло трупы, свои мертвые клетки. Он пришел к выводу, что Зет никогда бы не осмелились убить в Афинах. Ведь в столице — теперь, живя здесь, он ежедневно убеждался в этом — было больше простору, иные порядки, не оканчивающиеся тупиками улицы, прозрачный воздух, здесь негде было прятаться подозрительным теням, все отражалось в ясном небе, и облака не липли к земле, как в его родном городе, где в тумане вынашивались темные планы. И как ни одна стихийная угроза не нависла над скалой Акрополя, так ни одна политическая угроза не простирала свой меч над головами афинских статуй. В Нейтрополе «опасность, идущая с Севера», служила прекрасным предлогом для всякого шантажа. «Нас погубят болгары! Придут красные! Вооружайтесь! Разрушайте! Опустошайте!»

Но Хадзис чувствовал себя в Афинах песчинкой, затерянной в море. Поток людей на площади Омония, бородатые туристы с рюкзаками за спиной, обилие реклам, ускоренный темп жизни — все это в сравнении с размеренным ритмом жизни Нейтрополя вызывало у него иногда тоску по родному городу. Он с нежностью вспоминал о нем, несмотря на все его опасности и провинциальную скуку; с нежностью вспоминал о своем квартале, о матери, жене и детях.

Как бы то ни было, письма матери доставляли ему огорчения. Она без конца писала о счетах, которые из-за безденежья они не могут оплатить, молчаливо обвиняла его в том, что он изменил общей судьбе смертных и избрал бесполезное бессмертие. Хороша слава, хороши лавры — она гордилась своим сыном, — но у них дома нет ни крошки хлеба. Может быть, он слишком зазнался? Почему все его превозносят, но не дают ему ни гроша? А если дают «там», то почему он ничего не посылает «сюда»? Кто заготовит дров в лесу, чтобы они не мерзли зимой? У ребят нет башмаков. Его дочка в этом году пойдет в третий класс начальной школы, а ранец купить ей не на что.

Из-за этих кое-как нацарапанных, полных обиды писем матери — жена его с утра до ночи работала в чужих домах и никогда ему не писала — Хадзис чувствовал себя виноватым. Но он не сдавался. Стоя на стороне левых, он знал, что такое история. Тигр понимал, что он в опорках вошел в историю, что он один из ее творцов.

Но самое горькое письмо пришло от матери, когда в газетах появилась его фотография, где он был снят вместе с премьер-министром. Он и столяр Никитас ходили на прием к премьер-министру, как это вправе делать все граждане. И этот добрый почтенный старец, с умными глазами и всегда готовой шуткой на губах, спросил Хадзиса, как он прыгнул на ходу в грузовичок. Тогда Хадзис стал рассказывать всю историю в подробностях, которые в его представлении несколько изменились со временем от частого повторения, подобно тому как от долгого использования постепенно стирается пластинка и, покрываясь царапинами, издает хриплые неприятные звуки, когда иголка, даже новая, перескакивает через несколько кругов. Но премьер-министр слушал его с интересом, как ребенок, увлеченный сказкой. «Тигр, ты просто чудовище!» — воскликнул он, когда Хадзис кончил. Потом он подарил ему «Черную книгу выборов 29 октября 1961 года» — тогда в голосовании участвовали деревья и мертвецы, — написав на ней: «Герою Хадзису». Правые газеты сообщили, что «старик» якобы сказал Хадзису и Никитасу: «Вам обоим многим обязана демократия. Мы должны о вас позаботиться, создать вам спокойную жизнь, найти легкую выгодную работу. Вы будете заняты несколько часов в день, потому что вам необходимо учиться. Вы нужны обществу». И тому подобное. Доброжелатели показали эти газеты матери Хадзиса, и она, конечно, женщина темная, увидев на фотографии своего сына рядом с премьер-министром, послала в Афины еще одно письмо. И на этот раз Хадзис ей не ответил, не желая ее огорчать. На самом деле ничего подобного «старик» им не говорил. Кроме того, что в случае необходимости он всегда готов им помочь. И тут же они с Никитасом ушли, потому что перед кабинетом премьер-министра скопилось много народу и на прием посетителей отводилось очень мало времени. В дверях они столкнулись с членами делегации из Диавата, которые приехали в Афины выразить свой протест против присвоения новых земель Томом Папасом. В других газетах писали, что Хадзис ходил к премьер-министру просить помощи и защиты. Тогда Хадзис продиктовал своему адвокату открытое письмо, которое заканчивалось такими словами: «Герои, как написал мне на «Черной книге» господин премьер-министр, никогда не просят помощи и защиты. Пусть это имеют в виду всякие там писаки». Единственное, что он сделал, — это продал в газеты свою фотографию, и то не столько ради денег, сколько ради славы.

И вот Хадзис бродил по улицам столицы, которые без конца реконструировал; от случая к случаю работал на какой-нибудь стройке, чтобы получить хоть немного денег; поднимался и опускался по эскалаторам на площади Омония и ездил в Пирей поглазеть на пароходы — привыкнув в Нейтрополе к соседству моря, в Афинах он скучал без него. Хадзиса дразнили разносившиеся вокруг запахи шашлыка, пирогов и ливера — возле площади Омония было много заведений, где готовили эти блюда, — запахи жареных поросят с хрустящей корочкой, бифштексов, тефтелей, жареной картошки; его раздражали богатые витрины и потоки машин. А в кармане у него никогда не было ни гроша. Но последнее обстоятельство его мало тревожило. Он считал, что миссия его еще не окончена, так как до сих пор дело Зет грозит бедой всей Греции. С неослабевающим интересом следил он за ходом этого дела и отмечал новые факты, один за другим всплывавшие на поверхность, — мины, оторвавшиеся от подводной сети. Следователя и Прокурора он сравнивал с осьминогом, который пытался обвиться вокруг омара, олицетворявшего высоких лиц, причастных к преступлению. Хадзис никогда не ел дорогого омара, в то время как вяленый осьминог был его любимой закуской к узо. Хотя омар вступает в бой во всеоружии: рога, панцирь и колючки надежно защищают его нежное слабое тело, а отвратительный запах отпугивает врагов, Хадзис знал, что осьминог, обвив омара и пустив в ход свои щупальца, может добраться до его мяса.