Зерно граната. Гадская Академия - [17]

Первое, что мы увидели из тумана — костлявая рука с длинными черными ногтями, держащая глаз. Кто-то из новый богов даже завизжал… Да, с нервами у них не очень… Сестры Танатоса стали приобретать очертания, навевая еще больший ужас на собравшихся.

— Пришли мы вас предостеречь, новых богов должны наречь, — начала самая старая, обводя всех глазом. Столько тысячелетий прошло, а даже я никак не привыкну, — Что в римский пантеон прибудут по именам, известным люду.

— Эдгард, Аид, и твой черед… Узнать ты должен наперед, — начала средняя, а Эдгард почти безжизненно поднял голову и мутным взглядом посмотрел на мойр, — Что счастьем будешь обогрет, когда любви увянет цвет!

— Катрина, знай, что не спасешь, но счастье скоро обретешь, — звонким колокольчиком младшая из сестер произносила предсказание для моей половинки. Глаза Катрионы налились слезами, а она вцепилась в меня, как в последнюю надежду. Я ее даже по спине погладил. Не умеют мойры говорить приятные вещи. — Родишь в Аиде двух детей, сорвав цветок среди камней!

То есть как это родит? Моя половинка? И от кого же?!

В зале повисла звенящая тишина… Мойры потихоньку растворялись в тумане наводя страх и панику на неокрепшую психику новых богов, Катерина дрожала и тихо плакала, Танатос был напряжен, а Персик в непонимании дергала его за руку, требуя объяснений. Вот тебе и первый учебный день.

— Дорогие студенты, — бодро вещал я, возвращаясь на сцену. — Театр окончен! Просьба разойтись по комнатам! На каждой комнате написаны ваши имена!

Я в надежде посмотрел на Танатоса, тот уже заводил рукой, выписывая на комнатах вензеля, где-то в глубине замка.

— Хомяки вас проводят! На этом с вами все! Свободны! — проговорил я, глядя на то, как новые боги, поглядывая на своих учителей, неуверенно встают со своих мест, — Дорогие мои родственники, наша встреча была очень короткой! Жаль, что Вам уже пора! Всем, кроме… А где Геката?

Боги стали осматриваться, но Гекаты нигде не было. Тут два варианта, либо она в моей сокровищнице уже нагребает себе украшения за моральный ущерб, причиненный гениальной идеей, либо что-то случилось у нее на перекрестках. Никогда не думал, что скажу это, но лучше бы первое.

— Итак, дорогие родственники, как жаль, что вам уже пора, — оскалился я в улыбке, намекая, что в гостях у меня в Аиде хорошо, а дома, на Олимпе, лучше! — Двигаемся, двигаемся, не стопоримся! Уходим! Когда понадобитесь — я вас вызову! Марш отсюда! Не портите атмосферу своими кислыми лицами! Да, Аполлон, мне так жаль, что вы уходите, что я с радостью закрою за вами дверь!

Катерина стояла, задумчиво роняя слезы. Я посмотрел на нее, чувствуя, как во мне кипит негодование! «Дай ей шанс! Может быть, она не такая! Ну и что, что она смертная!» — говорили они. Вот те и на! Родит она тут! Неизвестно от кого! А ты, Гадес, ходи себе, рога отращивай! Замечательно! Прекрасно! Отлично! Пока я сопел на весь мир и отдельно взятый пантеон, а хомяки уводили запасную божественную сборную, старые боги стали потихоньку исчезать.

— В тронный Зал, — прошипел я, проходя мимо «любимой» троицы с каждым своим шагом растворяясь в перемещении.

Я уже сидел на своем троне, пытаясь осмыслить услышанное… Ладно, Катриона, там в принципе другого и ожидать не следовало… Неприятное чувство осталось после пророчества Эдгарду… Да и для Персика пророчество радости не прибавляло… Может, это просто Катриона не сможет? А смогу я или Танатос? Скорее всего, я… Есть такая традиция на Олимпе — все сваливать на Гадеса.

А вот и мои дорогие, во всех смыслах боги.

— Я смотрю, вы не торопитесь, — складывая руки в замок произнес я, нехорошо сощурившись на них, — Что-то случилось по пути? Столкнулись колесницы?

— Гадес, я пыталась объяснить Персику, что не смогу спасти тебя от страшного и мучительного одиночества! — проговорила Катриона, всем видом намекая чтобы я подыграл. Она косилась на Персика, которая задумчиво молчала. — Потому что отношения у нас с тобой не клеятся от слова совсем! Я ей объясняю, что даже твои божественные сопли — это плохой клей! Но она верит в лучшее!

— Именно! Спасать меня будет некогда, — ядовито высказался я, стараясь не смотреть на предательницу. — Когда тебе меня спасать? Ты же вся в заботах, вся в родах! Рожать собралась не переставая! Смотри, потом будут слухи по Аиде ходить, что кто-то видел тебя не беременной!

Катерина подавилась воздухом на мое высказывание, Персик хихикнула, лукаво глядя в мою сторону и только мы с Танатосом сохраняли серьезные лица.

— Что делать будем? — наивно поинтересовался я, подпирая рукой подбородок и обводя собравшийся мозговой штурм, уже готовый вынести мой мозг. — Есть у кого-то предложения? Или я опять услышу: «Гадес, давай!» А что я вам могу дать, кроме звиздюлей? Только опилки с будущих рогов! Чувствую себя Альтаиром! Скоро мы с ним рогами меряться будем!

— Отдавай цельные! Дороже получится! — огрызнулась Катриона, а Персик снова захихикала. Танатос закатил глаза и чмокнул ее в висок. Что я тут делаю?

— А что значит, цвет любви увянет? — наивно поинтересовался Персик у Бога Смерти. Танатос замялся пытаясь подобрать слова… Я умилялся этой сценке, внимательно смотря на живот Персика и недоумевая, как можно не догадаться…