Зерна гранита - [78]

От Марии я узнал о Педро Миранесе, одном из руководителей рабочих Леона. Он не имел образования, но был человеком большой природной культуры. Миранес сам научился писать и читать, а затем начал обучать своих неграмотных друзей. В редко выпадавшие ему свободные минуты он даже писал стихи. Честный и смелый, Педро был совестью угнетенных. Когда Сандинистский фронт призвал к всеобщей стачке и борьбе с Сомосой, Педро первым ушел с фабрики, а следом за ним фабрику покинули и остальные рабочие. Всего за несколько часов весь Леон восстал. Улицы покрылись баррикадами.

Началась битва, которая готовилась долго. Здесь не было нейтральных. Мужчины и женщины, дети и старики — все нашли свое место в бою. Все ждали команды от своего «учителя» Педро. Он перебегал с улицы на улицу, останавливался около людей и каждому находил что сказать. К Педро с одинаковым уважением относились и рабочие, и студенты. Они знали его по совместной борьбе во время выборов президента, когда в «мирной» схватке между манифестантами и национальной гвардией погибло 200 человек.

Несколько слов о выборах. Как сообщал один из журналистов, очевидцев этих событий, когда проводились выборы, вооруженные солдаты находились во всех помещениях, где проходило голосование; были сделаны прозрачные кабинки, чтобы можно было узнать, кто голосует против Сомосы; использовались бронированные машины патрулей «избирательной» полиции, заполненные еще до голосования урны. Когда выборы заканчивались, Луис Сомоса отдал распоряжение все урны привезти к нему домой и закрылся с ними на целую неделю. Ему необходимо было выяснить, какой процент голосов даст оппозиция.

После таких выборов Педро Миранес заявил рабочим и студентам, собравшимся вокруг него:

— Против Сомосы у нас осталось только одно средство, последнее, — винтовки и автоматы.

Когда Педро обходил баррикады, он дольше всего задерживался около детей. По-отечески трепал им волосы, каждому говорил что-нибудь ласковое. А детей было много. Какой-то офицер из сомосовской гвардии цинично заявил однажды, что ему достаточно двух-трех пулеметов и одной пушки, чтобы напугать мальчишек и успокоить Леон. Но он ошибался. Дети никарагуанцев давно уже стали настоящими бойцами. Они выходили на баррикады целыми классами вместе со своими учителями. Во время первых стычек в Леоне был тяжело ранен один из лучших учеников. Как раз в это время гвардейцы прекратили стрельбу. Учитель подумал, что они отошли, поднял мальчика на руки и побежал с ним через улицу искать врача. Сомосовцы, как гиены, окружили учителя. Офицер заставил его положить раненого на землю и сказал:

— Возьми пистолет и застрели его. Он предатель родины.

Учитель спросил офицера:

— Откуда вы знаете, что такое родина, если никогда ее не имели?

— Если убьешь мальчишку, спасешь себе жизнь, — продолжал офицер.

— Мое «я» в его сердце, в его голове. Все мы, которые по ту сторону баррикады, имеем одно «я», и оно является синонимом родины и народа! — ответил ему учитель.

— Стреляй, сукин сын, или…

— Недостойно мне разговаривать с вами. Вы духовно бедный человек, и ваша душа давно уже превратилась в угасший уголь.

По разные стороны баррикады стояли, слушали и смотрели друг на друга смертельные враги.

Учитель поднял пистолет и мгновенно приблизил его к своим близоруким глазам. Раздался приглушенный выстрел, и рядом с раненым мальчиком упал его учитель, который преподал ученику свой последний урок — урок патриотизма.

Педро не выдержал. Вскочив на баррикаду, он крикнул гвардейцам:

— Кого вы слушаете, солдаты? Тех, кто убивает ваших учителей, отцов и братьев, ваших детей? Идите к нам, к тем, кто сражается за хлеб и равноправие для всех!

Пуля гвардейца сразила старого революционера.

— Я видела, как Педро прильнул к земле, будто ребенок к своей матери, — закончила Мария.

Эта ночь была самой страшной в истории города. Гвардейцы бесчинствовали. Они сжигали детей в люльках, подвешивали за ноги людей.

Но мужественные никарагуанцы достойно отвечали своим мучителям. На смену замученным патриотам родины вставали новые бойцы, готовые умереть за свободу.

Здесь, в Леоне, на каждом шагу погибали герои. Некоторым еще не исполнилось пятнадцати… Они умирали не только как воины на поле боя, не только как верные своему долгу граждане Никарагуа, но и как командиры, поднявшие на борьбу народ. Вслушиваюсь в голос Марии.

— Каждая улица была баррикадой. Каждый человек — бомбой. — Она остановилась на углу двух улиц. — Здесь погиб Фредерико. У него было двое детей и больная жена. Я упрашивала его не ходить на баррикады, остаться в тылу, но Фредерико был непреклонен. И погиб. Не могу забыть, как он, уже мертвый, не выпускал винтовку. — В двух шагах от угла Мария указала мне на разбитое окно: — Отсюда Торес метнул бомбу и заткнул глотку пулемету. Затем бросился в огонь спасать перепуганных сомосовцев. «Зачем тебе эти изверги? — крикнули мы ему. — Пусть сгорят!» А он ответил: «Они необходимы для эпилога революции».

И так шаг за шагом. Вспоминая о погибших, Мария плакала. А мы делали вид, что не замечаем этого. Молча шли мы по этому городу-музею, который уже за двадцать дней до победы революции был свободной зоной. Но какими тяжелыми были жертвы!