Зерна гранита - [61]

— Ну и что? — с пренебрежением посмотрел на него Темница.

— Ничего! Просто я обязан сказать вам, что…

— Не беспокойтесь, господин Гатев! Я в жизни встречался и с более закаленными коммунистами, чем этот малец. А вы вместо того, чтобы уклоняться… должны помочь.

Двери широко распахнулись, и двое полицейских внесли на потрепанной подстилке и положили у ног Йордана Темницы изуродованное тело.

Николов вздрогнул от неожиданности, но тут же разозлился на себя, что допустил такую слабость. Он встал и со злобой наклонился над изувеченным Иваном Туйковым.

Глаза юноши были широко раскрыты, и в них горел огонь ненависти.

— Выйдите! — приказал Темница полицейским, принесшим Ивана.

Пока те закрывали дверь, пока Николов ожидал, когда затихнут их шаги в коридоре, он тер себе виски и никак не мог придумать, как начать решительный допрос. Потом внезапно присел на корточки возле головы Ивана.

— Туйков, я даю тебе последнюю возможность… — сказал он сквозь зубы. — Времени для разговоров больше нет! Сам решай, жить тебе или… — сделал он рукой неопределенное движение к потолку, — там… на небесах пребывать…

Иван понял точный смысл этого движения руки палача. В глазах его блеснуло пламя. Он медленно приоткрыл губы и снова плотно сжал их, не сказав ни слова.

— Ты слышишь, щенок? Человек добра тебе хочет, а ты упираешься! Говори все, что знаешь, иначе… — Темница резким движением рук показал ему, как они его прикончат.

Лицо юноши напряглось, губы шевельнулись.

— Я… уже сказал… Я ничего… не знаю… А что… касается… моей жизни… — он остановился, чтобы перевести дух, — то вы ее уже взяли. Может быть, вам… и награду дадут…

— Ты будешь говорить? — прошипел Темница.

Иван долго молчал, потом медленно, собрав силы, произнес:

— Ничего… не скажу!.. Ни слова…

Темницу била дрожь. На губах его появилась пена. Его припухшие, налитые кровью глаза смотрели в недоумении и словно спрашивали: «Что ты за человек?»

Он удивлялся. Что они только не делали с ним! Они использовали весь свой арсенал психического воздействия, провокаций, лжи, физических мучений. Был бы он деревом, распилили бы его на доски. Был бы камнем — раздробили бы на куски. Был бы сталью — все равно согнули бы. Этот худощавый парень — кожа да кости — не сказал ни слова.

Что, что же ему делать? Все летит к чертям! Он, Йордан Николов, пообещал начальству, что расплетет эту не такую уж и прочную подпольную сеть и одним ударом ликвидирует всю ремсистскую и партийную организации. И вот все рушится. Этот парень умрет, а его, Николова, надежда на личное благополучие рухнет. Так у него уже случалось: именно тогда, когда он бывал уверен в успехе, все летело к чертям. Что он теперь сможет сделать?

— Ты будешь говорить или нет?! — так яростно взревел Темница, что старший полицейский отпрянул в сторону.

Крик дошел до сознания Ивана словно из-под земли. Он едва услышал его, однако понял, каким страшным, роковым был для него этот крик. Отвечать у него не было сил, и он лишь медленно покачал головой.

Старший полицейский стоял словно окаменевший.

Глаза Темницы налились злобой и ненавистью. Руки его давно были обагрены кровью. Разных он видел арестованных, но такого встретил впервые.

— Что ты на него смотришь? Может, пожалеть его хочешь? Он подвел, подвел нас, скотина, понимаешь? — выкрикнул Темница в лицо Цано Стефанову. — Ему не нужен язык. Понимаешь, скотина? Давай сюда нож! — Темница кричал, дергался, бешено вращал глазами. С ним происходило что-то страшное, и старший полицейский не на шутку перепугался.

— Господин начальник, я вас не понял! Господин начальник, зачем вам нужен нож?!

— Идиот! Делай, что тебе велено!..

Темница наклонился над Иваном и схватил его за подбородок.

— Дурак, памятника тебе захотелось? Большого гранитного памятника? Хорошо! Мы со старшим, с Цано Стефановым, тебе поможем… Красивый памятник тебе соорудим!.. — С этими словами он вытащил у Ивана язык и взмахнул ножом.

Иван захлебнулся кровью. Глаза его потеряли блеск, погасли и закрылись, а палач, потирая окровавленные ладони, озверело смеялся:

— Кончилось все, Иванчо! Теперь с моей помощью будешь молчать до скончания века… И захочешь ответить, а не сможешь… Ну и что?.. Я сердиться не буду… Ведь я сам тебе помог, правда?..

На рассвете двое палачей отволокли Ивана в камеру. Завязали ему на шее петлю и повесили на тюремной решетке. Вечером начальник полиции Йордан Гатев направил срочную телеграмму в Плевен:

«Сегодня в четыре часа дня повесился в камере управления содержащийся под арестом Иван Павлов Туйков, 22 лет, из Тетевена, учащийся, подозревавшийся как ответственный организатор по линии РМС и укрыватель нелегальных. Прошу уведомить военного прокурора. Жду дальнейших указаний».

Наступивший рассвет был кровавым. Цыган Ибо стучал в стену камеры, кричал что было сил, звал Ивана, но камера Ивана безмолвствовала.

Партизаны отряда имени Георгия Бенковского ждали Ивана всю ночь. Подавали условные знаки, высылали навстречу патрульных. Напрасно! Лес молчал…

ЖЕСТОКОСТЬ

Бай Павел встретил утро с тревогой на сердце. Всю ночь он не сомкнул глаз: метался в постели, несколько раз вставал, ходил по двору. Он возвращался в дом, ложился, но стоило ему закрыть глаза, как на него наваливались видения, одолевали мысли одна другой страшнее.