Зеркало вампиров - [19]

— Мне хочется узнать о нем побольше. Его пристрастия, его привычки, его любимые газеты и журналы, — продолжал Дронго, — мне хочется, чтобы вы просто рассказали о нем. Ничего конкретного, просто общий рассказ.

— И ваш журнал удовлетворит такой рассказ? — с чуть заметной иронией спросила она.

— Это уже зависит от моего профессионализма, — улыбнулся он в ответ, — но в любом случае я покажу сначала статью вам, чтобы вы могли высказать свое мнение.

— Спасибо. Так что именно вас интересует? Вы хотите, чтобы я начала свой рассказ со дня его рождения?

— Нет, вполне достаточно, если вы расскажете мне о нескольких последних днях его жизни. О его привычках и его настроении в последние дни, о его увлечениях и планах.

Она молчала, словно вспоминая все, что не успела рассказать следователям или дотошным журналистам. Потом негромко сказала:

— В последние перед смертью дни он много работал, словно предчувствовал, что все так закончится. У него были огромные планы, разве сейчас можно все вспомнить. Он любил жизнь. Ему казалось, что он будет жить вечно.

— У него было много друзей?

— Да, конечно. Очень много. И после его смерти они все время приходили к нам домой, еще туда, в старую квартиру, на проспект Мира. А теперь ходят сюда…

— Я знаю, что его коллег допрашивали следователи. Но мне интересны не те, кто непосредственно с ним работал и мог оказаться полезным для расследования. Мне интересен круг его друзей, круг интеллектуального общения, вы меня понимаете?

— Конечно. Следователи таскали тогда в прокуратуру и в ФСБ всех его знакомых и незнакомых людей. Но такой круг у него был. Туда входили немногие избранные. Иногда он и меня допускал в этот круг.

— Я могу узнать, кто именно входил в его «интеллектуальный круг»?

Она чуть усмехнулась. Или ему показалось? Нечто неуловимое мелькало в их разговоре, какой-то третий смысл, постичь который ему так и не удавалось. Все казалось зыбким, неустойчивым, словно дизайн этой комнаты был продуман с таким расчетом, чтобы сбить с толку любого гостя, не давая ему твердой опоры.

— У нас часто бывали его друзья, — сказала она, чуть помедлив.

— Это я понимаю. Меня интересует, кто именно был его самым близким другом. Кто мог рассказать о нем гораздо больше, чем сухие протоколы допросов, свидетельства знакомых или романтические пассажи в духе сентиментальных воспоминаний. Простите меня, но мне говорили, что он был сильным мужчиной, лидером, настоящим вожаком. Мне нужно показать как раз эти качества его натуры.

Он понимал, что именно его нервировало. Ее глаза. Они были чуть насмешливые, внимательно следившие за ним и за его словами, словно она заранее знала, что он будет выпытывать подробности о ее погибшем муже, задавать вопросы, на которые она наверняка не ответит со всей правдой. Или она так относилась ко всем журналистам, назойливо вторгающимся в ее частную жизнь?

Дронго и сам не знал, откуда появлялось у него это ощущение проникновения в психологию своего собеседника, словно он обладал некой особой чувствительностью, позволяющей ему тоньше и глубже понимать людей, чем это дано обычному человеку. Может быть, это и было то самое шестое чувство, не раз выручавшее его в трудные моменты жизни и позволявшее так безошибочно разрешать самые сложные проблемы.

— Вас интересуют его друзья или его качества лидера? — уточнила она.

Он вдруг понял, что обязан сломать навязанную ею игру, перевернуть этот зыбкий мир и разрушить ее спокойствие неожиданным, шокирующим вопросом:

— Меня больше интересуете вы.

— В каком смысле? — удивленно подняла она на него свои большие глаза.

— Вы его не любили? — Это был полувопрос, но и полуутверждение. Она почувствовала это и вспыхнула от неожиданности. Сильно покраснела.

— Вам не кажется, что после подобных вопросов мы должны с вами расстаться? — гневно спросила женщина.

— Не кажется. Это моя профессия — задавать неприятные вопросы. Как и профессия вашего бывшего мужа. Я просто задал вопрос, на который вы мне пока не ответили.

— Уходите, — шевельнулась она, — я больше не буду с вами разговаривать.

Он продолжал сидеть в кресле, глядя ей в глаза. Предсказуемость реакции всегда поражает. Это означает, что тебе удалось понять собеседника еще до того, как он понял тебя. Но предсказуемость ее реакции его поражала. Получалось, что он на верном пути.

— Я не журналист, — вдруг сказал Дронго, увидев, как она вздрогнула, — вернее, я не совсем журналист. Я веду самостоятельное расследование причин смерти вашего мужа. И мне кажется, что я смогу выявить истинных виновников трагедии. Если вы мне поможете.

— Кто вы? — спросила она, глядя ему в глаза.

— Проводящий частное расследование независимый эксперт. — Он тоже смотрел ей в глаза, ожидая реакции.

— И вы надеетесь, что вам удастся добиться большего, чем правоохранительным органам? — Теперь она смотрела на него с любопытством. Но гнева уже не было.

— Во всяком случае, мне легче это сделать. Я не связан никакими сроками и никакими официальными лицами. На меня никто не давит.

— Вы хотите сказать, что на прежних следователей «давили»?

— Я хочу сказать, что им могли не разрешать активно проводить различные мероприятия по выявлению действительно виновных лиц.