Зеркало сновидений - [28]

Молния распорола небо где-то над Фонтанкой, и на мгновение в столовой стало совсем светло. Гром прорычал нечто невнятное, для приличия поворчал еще немного и стих.

— Что же мне делать, что? — в отчаянии спросила Александра Евгеньевна у своего отражения в начищенном чайнике.

Вернулась горничная Дуняша и стала убирать осколки вазы. Сделав над собой усилие, Александра Евгеньевна отвела глаза от отражения.

— Павел Иванович у себя? — спросила она, хоть и отлично знала, что больше ему негде находиться.

— Были у себя, — ответила Дуняша и, замешкавшись, добавила: — Я видела, как он сейчас в детскую шел.

У четы Шаниных, кроме двух взрослых близнецов, было еще трое детей — двенадцати, десяти и пяти лет. Александра Евгеньевна поднялась с кресла и отправилась в детскую, где застала такую картину: Павел Иванович, держа на руках младшую Катеньку, ходил с ней по комнате и с ученым видом объяснял ей и двум детям постарше, которые сидели на диванчике, что молния — это электричество и что ее лучше опасаться, а вот гром — всего лишь шум, он никому не может навредить. Мадемуазель Блеро, французская гувернантка, сидела недалеко от детей, сложив руки на коленях, и делала вид, что внимательно слушает хозяина, хоть и не понимала ни слова из того, что он говорил. Катенька держала во рту пальчик, старшие дети улыбались, но улыбки вмиг слетели с их лиц, едва в дверях показалась напряженная, бледная мать.

Поглядев на лицо своей жены, Павел Иванович пожалел, что не уехал кататься. Он был готов терпеть болезненное пристрастие супруги к чистоте и порядку, потому что оно хотя бы имеет какой-то смысл и указывает на то, что его обладательница — хорошая хозяйка. Однако с позавчерашнего дня, когда по Петербургу разлетелась весть о втором сне, привидевшемся Арсению и Оленьке, Александра Евгеньевна стала положительно невыносима. Она настаивала на том, чтобы Володя и Коля не покидали дома, и строила самые фантастические планы по их спасению от угрожающей им опасности.

— Мы можем поговорить? — спросила Александра Евгеньевна нервно, делая пальцами такие движения, словно комкала воображаемый платок.

— Да, разумеется, — пробормотал Павел Иванович. Он усадил Катеньку на стульчик, потрепал по голове остальных детей и вышел следом за супругой.

В молчании муж и жена перешли в гостиную, где Павел Иванович сразу же увидел, что привычные для него темно-синие портьеры были заменены на другие, причем именно того коричнево-зеленого оттенка, который он про себя именовал «болотным» и который терпеть не мог. Тут стоит добавить, что обычно Павел Иванович был равнодушен к цветам, и болотный был единственным, который вызывал у него решительное отторжение. Хозяин дома недовольно повел своим лисьим носом.

— А с портьерами что не так? — не удержался он от желчного вопроса.

— Но… В них было слишком много пыли! И потом, их цвет не подходил к обивке мебели…

Павел Иванович сердито поглядел на жену. Перед ним стояла увядшая, преждевременно постаревшая женщина с беспокойными серыми глазами, пепельно-русыми волосами и морщинистой шеей. Он попытался вспомнить, какой она была, когда выходила за него замуж, и был вынужден констатировать, что та юная очаровательная девушка и эта издерганная неврастеничка не имеют почти ничего общего. «Интересно, сколько человек передумали бы жениться, если бы в день свадьбы им показали, какой их жена станет в будущем», — мрачно помыслил Павел Иванович. Он засунул руки в карманы своего халата и нахохлился.

— Вот о чем я хотела с вами поговорить, — начала Александра Евгеньевна, нервно кривя рот. — У вас в кабинете есть охотничье ружье. Я вам давно говорила, что оружие не игрушка…

— Не говорили, — отрубил Павел Иванович, сразу же поняв, куда дует ветер. Между супругами было молчаливое соглашение, что кабинет главы семьи остается его территорией, на которой он распоряжается как ему вздумается, и никто не смеет там даже пылинку сдуть без его одобрения.

— Я не думаю, что это важно сейчас, — поспешно сказала Александра Евгеньевна. — Мне кажется, вам лучше избавиться от ружья.

— Кому оно мешает?

— Оно может выстрелить.

— Не может. Оно висит на стене, и оно разряжено.

— Павел Иванович…

— Я сказал — нет!

— Вам совершенно все равно, что может произойти с вашими детьми! — В запальчивости Александра Евгеньевна повысила голос.

— А что с ними может произойти?

— Павел Иванович! Арсений и Оленька увидели смерть Лизы во сне, и она умерла! А теперь они увидели, как умрет один из наших мальчиков…

У Александры Евгеньевны задрожали губы.

«Лучше бы я пошел в трактир и напился, — затравленно подумал Павел Иванович. — Ей-ей, было бы куда лучше».

— Вы избавитесь от ружья, — сказала Александра Евгеньевна решительно.

— Нет! Это ружье моего отца, и я не стану от него избавляться!

— Вы должны!

— Ни черта я вам не должен!

— Павел Иванович…

Но Павла Ивановича было не остановить.

— Вы живете за мой счет, — мстительно напомнил он, — я оплачиваю все ваши прихоти, замену белья, занавесок, чистку ковров… то одно, то другое! На одних прачек уходит целое состояние… И что? Разве я когда-нибудь жаловался? А теперь оказывается, что вам мешает старое ружье, которое лет десять никто не заряжал… Что будет завтра? Может, игрушечный пистолетик Васи вам покажется опасным? — Вася был их десятилетний сын, крестник Базиля. — Может, вам просто стоит взять себя в руки и не паниковать из-за… из-за какого-то вздора, который…