Зеркало смерти - [20]

В первый миг женщина не увидела ничего. Маленькое грязное окошко давало слишком мало света. Когда глаза привыкли к сумраку, Наташа огляделась. Все, как прежде – сгнившее ореховое кресло рококо, картонные коробки с рухлядью, старая обувь, сломанная лопата, куча всякого хлама, копившегося здесь годами. И над всем этим запустением громко, торжествующе слышался мерный сухой стук – будто кто-то долбил клювом крышу, будто капли падали на подоконник – тик-так, тик-так…

И тогда она увидела часы.

Ей часто случалось слышать или читать, что люди сознают, как сходят с ума, но никогда она не применяла этих описаний к себе. А теперь вдруг поняла, как это происходит. Просто что-то слегка сдвигается в мире – как подтаявший лед на реке или мороженое, которое вдруг начинает сползать с палочки, или капля, которая висит-висит на ветке да вдруг упадет…

…Так-так, так-так…

Часы с кукушкой, остановившиеся в незапамятные времена, сломанные безнадежно и так же безнадежно забытые, теперь пошли. Маятник громко щелкал, а стрелки показывали точное время – Наташа машинально взглянула на свои наручные часы. А затем присела на пол, рядом с чердачным люком. Ей удалось не упасть, сохранить хотя бы часть сознания. Она сидела на пыльных досках и смотрела, как мерно, очень заметно дергается длинная стрелка, отмечая ход минут. А потом стрелка дошла доверху и остановилась…

– Девять, – сказала Наташа.

Наверху приоткрылась дверца, и оттуда высунулась кукушка. Она попыталась что-то выкрикнуть, но вдруг захрипела и беспомощно повисла на рычаге. Дверца старалась захлопнуться, но ничего не выходило – она каждый раз ударяла птичке по голове, отчего та дергалась, как в конвульсиях.

И тут Наташа засмеялась.

Она смеялась до тех пор, пока какой-то последний часовой, стойко оставшийся на страже разума, не закричал, что наступает безумие, нужно немедленно остановиться, пока не поздно, бежать отсюда, бежать…

Глава 4

Она спустилась почти на ощупь, закрыв за собой чердачный люк. Постояла внизу у лестницы, держась за перила и прислушиваясь. Ей казалось, что если она опять услышит этот стук, то окончательно сойдет с ума. Но теперь было тихо.

Охотнее всего Наташа уехала бы в Москву, но поняла, что не дойдет до станции – ноги подгибались, ей едва удалось добраться до родительской спальни. Там она упала поперек кровати и закрыла глаза. Через неплотно пригнанные рамы до нее донесся голос соседки – та кого-то отчитывала на своем участке, в нескольких шагах отсюда. И это успокаивало – Наташа окончательно пришла в себя и даже слегка удивилась, почему испытала наверху такой мистический ужас.

Значит, придется провести ночь здесь. Одной. И дело не в том, что дом никогда не бывал так безлюден. И не в том, что она боялась одиночества. Но эти часы…

Отец сломал их в тот вечер, когда узнал, что жена не выживет, что осложнения после родов слишком серьезны, к врачу она обратилась поздно – мешали дети и домашние дела… И страшные боли, которые она молча перемогала последние полгода, означают не что иное, как близкую смерть. Он вернулся из больницы уже пьяным, дома выпил еще, а потом – так рассказывали братья – ударил пустой бутылкой по часам с кукушкой, когда им вздумалось заявить о себе в час ночи. На этом часе они и остановились. После похорон матери часы отнесли на чердак. Отремонтировать их никому и в голову не пришло – было не до того.

Наташа не помнила этой сцены – ей было всего три года, когда умирала мать, да и к тому же в час ночи она наверняка спала. Зато хорошо помнила кукушку – поиграть с этой птичкой, поймать ее в кулак было ее заветной мечтой. Но будучи девочкой послушной, она на это не решалась. Анюта и кукушки не помнила. Историю о сломанных часах сестры знали только со слов Ивана – тому было тогда уже десять лет и он присутствовал при всей сцене от начала до конца.

Шли годы, а часы так и оставались на чердаке. Сейчас Наташе пришло в голову, что, скорее всего, они не были безнадежно сломаны… А может, не были сломаны вообще – никто этого не проверял. От удара стрелки остановились, а внутри что-то хрустнуло – так вспоминал Иван. Дверца с кукушкой немного перекосилась и отошла в сторону, так что можно было разглядеть птичку. Часы наверняка можно было починить, но никто в семье не хотел их больше видеть, никто не скучал по жутковатой смуглой кукушке, грубо вырезанной из дерева.

– Боже мой, – Наташа перевернулась на спину. Теперь она глядела в потолок, широко раскинув руки на ватном одеяле. – Они пошли. Они даже показывают точное время.

Это пугало ее больше всего. Часы могли пойти сами собой от какого-нибудь сотрясения. Например, в них могла забраться мышь и толкнуть какое-нибудь колесико… Но самостоятельно подвести стрелки ни мышам, ни деревенским ходикам было явно не под силу.

Как давно они шли? Конечно, все время, пока она занималась уборкой. Если бы не включенный приемник, она услышала бы часы намного раньше. Теперь, закрыв за собой чердачный люк, Наташа не слышала ничего. Идут они еще или нет?

«Кто их мог завести? Кто их починил? Еще вчера они были сломаны, все в пыли, я же сама смотрела. Паша? Да он не умеет! Соседи? Глупость. Бродяга? Залез в дом и тайком починил?! Чего ради?»