Зеркало моей души - [3]

Ну что Вы, — мой жених, еще пять минут назад улыбавшийся дружелюбно, уже откровенно скалил зубы, — Какие бандиты? Респектабельный автомобиль с хорошим функционалом. Скоро будет сдан дом, в котором у меня две трехкомнатные квартиры. Так что не переживайте, у отца невесты я жить не буду, это был подкол в сторону отца, который на дух не мог переносить любое напоминание того, что дом построил дед, а не он.

— А я-то думал, что Вы решили у дочки моей обосноваться и потому все вещи к ней свои перевезли. А то знаете, как бывает: молодёжь последние штаны отдаст на так называемые «понты», а самому и жить негде, и взаймы попросить не против. Так сказать, «зять — неча взять».

Под конец ужина у меня невыносимо разболелась голова, и я утянула Диму в сад.

— Что ты делаешь? — я смахнула крошки снега с уличной качели и забралась на нее с ногами. — Обязательно было отца драконить?

— Он первый начал, — нахохлился тот, усаживаясь рядом, а я закатила глаза и не стала отвечать. Этот детский сад настолько мне осточертел, что требовалось время выпустить пар. Морозный воздух резал глаза, и я не понимала, отчего появляются слезы — то ли от него, то ли от скопившейся обиды. — Ладно, я поеду. Здесь сидеть холодно, а к старому Дракону — или как ты там его назвала? — возвращаться желания нет.

Он встал, торопливо поцеловал меня в губы, и отправился к автомобилю, ежась в тонком модном пальто, а я еще долго сидела, глядя перед собой и пытаясь понять, что же делать дальше.

— … Так что денек у меня выдался ужасным, — закончила я разговор, по привычке поглаживая зеркало. Рада в сочувственном движении прижалась лбом к разделявшей нас поверхности, и я повторила этот жест, ощущая исходящее тепло. После разговора с ней на душе стало легче, но зная себя, я была уверена: сегодня подушка впитает немало моих слез.

— Что случилось, Рад? — только сейчас я заметила, что девушка озабочена чем-то. Она искоса посмотрела на меня, словно раздумывая, говорить или нет, и я уловила то самое особое выражение лица. — Ну, не томи!

— Знаешь, а я ведь нашла бабушкины тетради, — призналась она. В знакомых глазах засверкали искорки, а я оживилась.

Роза не успела поделиться со мной всеми знаниями, как обещала. Ее не стало внезапно, и это оказалось еще большим ударом, чем потеря мамы. И в моем мире, и в Отражении они обе умерли одновременно, но той Раде с детства рассказывали и о зеркале, и обо мне, и о том, что у бабушки где-то есть записи, в которых хранятся знания, полученные ею в таборе.

— И что, что там?

— Нууууу, — протянула Рада и засмеялась. — Там много всего, но половину слов не разобрать. Уж больно почерк плохой у бабушки. Однако самое интересное я расшифровала — то, что касается нашего зеркала.

Рада провела рукой по деревянной резной раме, и я неосознанно повторила ее жест, ощущая, как от волнения сердце начинает разгонять ритм.

— Не тяни!

— Раньше я думала, что оно — только способ общения с тобой. Как в сказке — «свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду покажи». Но теперь понимаю, что это портал, который позволяет нам поменяться с тобой местами.

Я замерла, пытаясь понять сказанные моим двойником слова.

— То есть … я могу оказаться в твоем мире, а ты — в моем? Ты веришь в это?

Как часто в детстве мы мечтали о том, чтобы как в сказке, очутиться по одну сторону Зазеркалья вдвоем, провести день в компании, будучи не привязанными к какому-то предмету.

— Да, — счастливо кивнула Рада. — И знаешь, на завтра у меня по расписанию посещение спа-салона, маникюры-педикюры и прочий релакс. А у тебя какие планы?

— А у меня, — протянула я, собираясь мыслями, и вдруг засмеялась. — А у меня планы сходить на спа. Рискуем?

— А то, — счастливо улыбнулась мне Рада и прижалась носом к зеркалу. — Я люблю тебя, слышишь? Все будет хорошо. Верь мне.

— Люблю тебя, — ответила я. — Что нужно сделать?

— Тащи с кухни папин нож и ничего не бойся, просто повторяй за мной.

Еще до конца не осознавая, на что подписалась, я рванула на кухню, открыла полку и вытащила старый отцовский нож. Всегда остро заточенный, с резной рукояткой, он выглядел произведением искусства, а не столовым прибором.

Следующие движения были словно во сне. Вот мы замерли с Радой возле зеркала, она шепчет что-то на романи чиб, и я краем сознания выхватывала знакомые слова — «дуй, романо рат, глындало, о ди».

Синхронно мы сделали надрез на левой ладони крест-накрест, и как только на коже проступили красные капельки, прижали ее к холодному стеклу, вмиг начавшему нагреваться. Я уже не видела ничего, кроме Рады, и губы не по собственной воле повторяли незнакомые слова, будто читали по писанному.

Ничего не осталось, кроме нас двоих. Мир вокруг терял ясные контуры и цвета. Я чувствовала, как покрывается мурашками кожа, как покалывает в сосках и в животе, а в ушах троится наш голос, словно уносимый эхом.

И вдруг в один момент все закончилось, зеркало снова стало ледяным, а ладонь отозвалась тупой болью. Мы ошарашено отдернули руки, глядя друг на друга, и я первой решилась спросить:

— Ничего не вышло, да? — где-то в глубине души именно этого я и боялась, слишком все было просто и в тоже время — сказочно. Может, это вообще психическое расстройство или затяжной сон, и я не могу отличить реальность от лимбо?