Зеркало иллюзий - [36]

Сириус как‑то странно повел плечами:

— Тебе лучше знать. Я боялся только, что ты испугаешься.

— Чего? – деланно удивился Снейп.

— Мало ли чего… Мести. Ответственности… – Снейп презрительно хмыкнул. – А ты – супер. Не испугался. Сне… Сев… в общем – прости за Хижину. Если можешь.

Воротничок рубашки Блэка, обычно распахнутый, был застегнут на все пуговицы, под горло, и галстук затянут, но Снейп, и не видя, знал, как под тонкой тканью горят, стягивая кожу, шрамы от его фирменного заклятья. Они не проходят за неделю. Хижина не оставила, по крайней мере, таких следов. Хотя невидимые болели не меньше. Что ж, если аристократ снизошел до извинений, чем он, Северус Снейп, хуже? Но “Забыто!” – это все равно слишком много для некоторых…

— Ладно, – выдавил он.

— И за озеро, – добавил вдруг Джеймс. – Мы, правда, не хотели ничего плохого. Тогда у озера ты же сам шел нам навстречу. И первым схватился за палочку. И кто просил тебя ругаться? Ну, смешно же: огрызаться там, где достаточно улыбнуться! Тысячу раз все могло пойти по–другому… В прошлом году вся школа не один месяц кувыркалась вверх ногами – и никто в ответ не огрызался… и не царапался.

“Не царапался”… Надо же – как изысканно.

— Потому что не знали, как!

— Потому что понимали шутки.

Ну, а ему что делать, если нет у него чувства юмора?

— Я не понимаю. – Снейп оглянулся: путь к двери был свободен. – Я пойду?

Блэк неловко спрыгнул с подоконника. Поттер поддержал его, Блэк мотнул головой и отстранился.

— Сне… Сев! Я тоже не понимал. Но знаешь, о чем я думал все эти дни? О том, что если хочешь получить что‑то хорошее, не надо бояться плохого.

А ведь и Снейпу пришлось кое над чем задуматься.

Бывает легче вытерпеть боль самому, чем причинить другому. Даже необходимую. И, наверное, не стоит умножать ее там, где можно уменьшить. Он обернулся к тому, кто все еще стоял за его левым плечом, не принимая участия в разговоре.

— Люпин… Ты только не обольщайся, но я подумаю над твоими… проблемами. Может быть, удастся подобрать зелье… – и добавил, чтобы не выглядеть слишком уж добреньким. – Это может стать интересной задачей.

8

Март, капризный, ветреный, непредсказуемый, как Эванс, напоминал о себе грязью на каменном полу трактира. Зал, маленький и тесный, освещался огарками свечей на грубых деревянных столах. Но Мародерам было чересчур и того света, что пробивался сквозь пыльное окно, и они забились в самый дальний и темный угол возле очага. Снейп, точно страус, сел спиной к залу. После того, как он пообещал присматривать за Регулом, ему – в компании Мародеров – не стоило мозолить глаза окружающим. В трактире хватало подозрительных личностей обоего пола, скрывавшихся под капюшонами или вуалями, так что желание остаться неузнанным не вызывало ни удивления, ни вопросов.

Снейп выспрашивал Люпина о действии пробного состава, а Люпин напоминал, что они собрались тут по более важному делу; Снейп шипел, что если кто‑то не желает сотрудничать, то пусть потом не жалуется, а “кто‑то” возражал, что Снейп в кои‑то веки должен подумать и о себе – тем более что дело непосредственно его касается, а он, Снейп, в конце‑то концов, одним зельеварением не исчерпывается.

На этом слизеринец заткнулся. Он никогда не чувствовал себя кому‑то необходимым просто так. Во всяком случае, в сознательном возрасте. Зато был убежден в том, что до него никому, по большому счету, нет дела. То есть его способности, может, и были нужны, даже еще как нужны!.. А он сам – нет.

Северус задумался, но теперь уже Ремус принялся допытываться:

— Как ты вычислил, что я – оборотень?

— Ты думаешь, я – идиот?

— Я не думаю… – “Я знаю. Мы все были идиотами. Все пять этих лет”.

— Тогда сам не будь дураком: нельзя же год за годом пропускать уроки с постоянной периодичностью в четыре недели – при том, что пропуски раз за разом совпадают с полнолуниями – и всерьез рассчитывать, что этого никто не заметит! Да еще придумать отмазку, которая не выдерживает никакой критики: к больным родственникам тебя провожал бы декан, а не медик! И не на ночь глядя.

— Это не я придумывал, – только и смог огрызнуться Люпин. – Претензии – не ко мне. А откуда ты знаешь про родственников?

Снейп прикусил язык.

Ли‑ли… Лили, с которой слизеринец поссорился… а раньше – дружил.

— Тебе сказала Эванс? А ты? Ты – поделился с ней своим… открытием?

Оууу… вот это зрелище: покрасневший, как девица, Снейп…

— Значит, Эванс тоже знает? Давно?

— Еще до той моей вылазки.

— А мы так и не поняли, что она — в курсе. Она хорошо сохранила твою тайну.

— Твою, Люпин. ТВОЮ!

Пока Снейп и Люпин выясняли отношения, Блэк по старой привычке раскачивался на стуле и время от времени принимался возмущаться:

— Чем вам не угодили “Три метлы?” Там хотя бы приличное сливочное пиво!

— Сливочное пиво везде одинаковое, — заметил Петтигрю, отхлебнув из своей бутылки. — Ты же знаешь, что условия диктовали не мы.

— Ну, чем ЕЙ не угодили “Три метлы”?

Условия диктовала Эванс. Свидание в “Кабаньей голове” было ее идеей: в этот трактир почти не заглядывали ученики и рандеву имело все шансы остаться незамеченным. Теперь они с Поттером за отдельным столиком выясняли отношения, а три Мародера и Снейп напряженно следили за течением переговоров, бурных и порожистых, как речушки в Пеннинских горах. Надо ли уточнять, что за речушку играла Лили, а Джеймс — за сплавлявшийся по речушке каяк, только чудом до сих пор не перевернувшийся? Говорила преимущественно Эванс — громко и очень эмоционально, так что кроме эмоций ничего было не разобрать.