Зеркало и свет - [294]

Гардинер обещает:

– Когда-нибудь мы вернемся к взяткам, которые давал вам император. А сейчас сосредоточимся на вашей женитьбе. Вы имели виды не только на леди Марию. Вы всячески выгораживали леди Маргарет Дуглас, хотя она провинилась в дерзком неповиновении королю.

– Это я ее разоблачил! – выпаливает Ризли. – А вы представили дело пустяком, и оно осталось без последствий.

– Не без последствий. Ее возлюбленный умер. – Он поворачивается к Норфолку. – Я сожалею, что не спас обоих.

Норфолк презрительно фыркает. У герцога много братьев, и он не горюет о Правдивом Томе.

– Вы позаботились, чтобы она стала вашей должницей. Племянница короля. Кто она была для вас, если не очередная дорога к трону? «Будь я королем» – ваше вечное присловье.

Гардинер подается вперед:

– Мы все слышали, как вы так говорите.

Он кивает. Эту привычку следовало сдерживать. Как-то он сказал: «Будь я королем, я бы больше времени проводил в Уокинге. В Уокинге никогда не бывает снега».

– Вы улыбаетесь? – Гардинер возмущен. – Вы, изменник, изъявлявший намерение вступить с королем в бой?

– Что?! – У него ни единой мысли, о чем это может быть. В голове по-прежнему Уокинг.

– Давайте я вам напомню. В церкви Святого Петра Бедных, неподалеку от вашего дома в Остин-фрайарз, накануне либо в самый день… – Рич не может найти даты, однако это не важно, – вы произнесли некие изменнические слова: что будете держаться собственных взглядов на веру, что не позволите королю вернуться под власть Рима и что – свидетель приводит ваши собственные слова – «если он отступится, я не отступлюсь, я выйду против него с мечом в руке». И вы сопровождали их воинственными жестами…

– Возможно ли такое? – говорит он. – Даже будь у меня подобные мысли, стал бы я высказывать их вслух? В публичном месте? При свидетелях?

– Сгоряча много что может вырваться, – замечает Норфолк.

– У вас, милорд, но не у меня.

– Вы также утверждали, – продолжает Рич, – что принесете в Англию новое учение и что – привожу ваши собственные слова – «если я проживу еще год-два, король уже не сможет противиться».

– Что до вашей сдержанности, – говорит Гардинер, – при мне вы неоднократно забывались в пылу гнева или ради красного словца.

– Я видел вас в слезах, – добавляет Рич.

– Я готов зарыдать сейчас, – говорит он.

Думает: «Я не отступлюсь». Возможно, я и впрямь произнес эти слова. Не прилюдно. Наедине. В разговоре с Бесс Даррелл. «Даже в мои годы я еще в силах держать меч». Я имел в виду, что выйду сражаться за Генриха, но бес противоречия толкнул меня сказать противоположное. И я готов был откусить себе язык.

Рич нашел дату:

– Церковь Петра Бедных – последний день января.

– Сего года?

– Прошлого.

– Прошлого? И где были ваши свидетели год с лишним? Разве они не повинны в сокрытии измены? Буду рад увидеть их в цепях.

Он угадывает, о чем думает Рич: вот, он в ярости, его задели за живое, сейчас он может сболтнуть что угодно.

– Так вы признаете, что это измена? – спрашивает Норфолк.

– Да, милорд, – спокойно отвечает он, – но не признаю, что произносил эти слова. С чего бы я стал бросаться такими угрозами? Как бы я сверг короля?

– Быть может, с помощью ваших имперских друзей, – говорит Норфолк. – Шапюи за границей, но вы состояли с ним в переписке, верно? Он поздравлял вас с графским титулом. Я слышал, он намерен вернуться.

– Придется ему обедать у кого-нибудь другого, – замечает он.

– Зачем нам тратить время на Шапюи? – говорит Рич. – Куда хуже то, что могут подтвердить все, бывшие у Сэдлера в Хакни в тот вечер, когда король встречался со своей дочерью.

Кубки с апостолами, думает он. Вкопанная в землю лохань для охлаждения вина.

Рич говорит:

– Вы вели тайные переговоры с Екатериной. И тогда вы в этом сознались.

– Вам это было давно известно, Рич. Почему вы молчали?

Нет ответа.

– Я вам скажу почему, – говорит он. – Вы молчали ради своей выгоды. Пока вам не стало выгодней переметнуться на другую сторону. Давал ли я вам обещания, которых потом не выполнил? И что обещали мне вы?

– Вам ли говорить про обещания? – перебивает Норфолк. – Король ненавидит тех, кто не держит слово. Вы обещали ему убить Реджинальда Поля.

– И ни капли его крови не пролилось, – замечает Гардинер.

Он думает, теперь мы дошли до сути. Вот в чем Генрих меня винит. И поделом. Тут я дал маху.

Рич говорит:

– У вас дома только и было что хвастовства, как вы заманите Реджинальда в ловушку. То вы натравите на него убийц, которых знали в Италии. Через неделю оказывается, что его убьет ваш племянник Ричард. Потом Фрэнсис Брайан. Потом Уайетт.

Ризли говорит:

– И кстати, Уайетт в бытность послом задерживал некоторые письма от леди Марии, предназначенные императору. Любопытно, по какой причине? Думается, он действовал в ваших интересах, как ваш агент.

– Мой агент? В чем?

– В какой-то гнусности, – говорит Рич. – Мы ее еще не разгадали.

– Но обязательно разгадаем, – добавляет Гардинер. – Мастер Ризли в повседневных с вами делах слышал много изменнических речей. Например, недавно вы говорили, что окажете французскому королю услугу, если тот окажет услугу вам. Хотелось бы знать, что из этого вышло.

– Ничего не вышло, – говорит он. – Французский король не оказывал мне никаких услуг. Это милорд Норфолк у него в милости.