Зеркало души - [61]

Благодаря Вадиму и метательным ножам, выяснилось, что я обладаю куда большей меткостью, чем остальные, и Бенедикт, покачав головой, приказал начать обучение с луком и стрелами. Вот на этом поприще, в отличие от фехтования, я наконец-то начала делать успехи.

За эти несколько недель мы успели сплотиться в настоящую команду, в которую я вполне органично вписалась. Из-за усиленных тренировок и проведения большого количества времени на открытом воздухе в другом измерении, где было лето, я почти не заметила, как в нашем наступила самая настоящая весна, с капелями, гололёдом и ярким солнцем.

В один из таких вечеров, когда капли вешней воды барабанили по окну, мы сидели внизу, на кухне, которую мы давно превратили в общую гостиную с постоянными посиделками допоздна.

Мы рассказывали друг другу о своей прошлой жизни, не всё, просто делились какими-то отрывочными воспоминаниями. И Вадим, и Дан, давно уже ушли из внешнего мира и не знали ни о политической жизни нашей страны, ни о последних научных открытиях, ни об общемировых событиях, но никоим образом об этом не горевали, хотя и поинтересовались.

О парнях я узнала, что они оба сироты и потеряли родителей очень давно, и с тех пор под присмотром Бенедикта. Дан спросил насчёт моих родителей, но я как обычно не смогла ответить на этот вопрос, что мне часто задавали. Выдавила только, что мой отец умер, и расскажу об этом когда-нибудь, только не сейчас, поэтому к теме родственников мы больше не возвращались.

Зато вспоминали о многом другом. Дан рассказывал забавные истории про Мыша, который часто присутствовал на наших собраниях, обгрызая всё, до чего мог дотянуться. Я, в свою очередь, рассказывала про Багиру, свою кошку, припомнила несколько смешных ситуаций с Васиным попугаем-какаду, Ромочкой, который всегда любовался на себя в зеркало и выдавать к месту такие фразы, что все, кто присутствовал, катались по полу от смеха. Вспомнила, как узнала, чем пахнет попугай, когда тот пытался свить гнездо у меня в волосах. Как чем. Пыльной подушкой.

Вадим как раз рассказывал, как Дан оставил его ухаживать за Мышем, и как тот устроил ему тёмную, как вдруг постучали. Буквально, в дверь. Только этот звук, словно усиленный рупором, разнёсся по замку, как колокольный звон.

— Стучат, — ошеломлённо пробормотал Дан, уставившись на нас. Мыш быстро вскарабкался по рукаву его водолазки и спрятался в волосах.

— Ты сама очевидность, — с сарказмом заметила я. — Думаю, нам это показалось. Массовый глюк. — Но в опровержение моих слов стук повторился.

Мы испуганно переглянулись.

— Может это Бенедикт? — внёс предположение Дан.

— Ага, Бенедикт ещё стучать будет. К себе домой, — произнесла я, нервно барабаня костяшкой пальца по столу.

— Тогда кто? — Вадим задумчиво нахмурился. — Но сидя здесь, мы ничего не узнаем. Пойдём, посмотрим?

— Ты уверен, что это хорошая мысль? — я боязливо поёжилась.

— А почему бы и нет? Если бы тот, кто пришёл, захотел на нас напасть, то он бы не стал стучать, — рассудил Дан, поглаживая напуганную чем-то крысу.

— Это всё равно плохая идея, — сказала я, но меня уже никто не слушал.

Тихо, как три вора, мы пробрались к двери. После оживлённой жестикуляции и выяснения, кто откроет дверь, Вадим не выдержал и дёрнул её сам.

Сначала мы ничего не увидели в кромешной темноте, то постепенно из черноты выступили очертания двух женских фигур. Дан с Вадимом, не сговариваясь, оттёрли меня обратно в холл и заслонили.

— Ты пригласишь нас, Хранитель? — спросила одна из них. Голос был звонкий, молодой и очень мелодичный.

Вадим, до этого напряжённо всматривающийся в темноту вдруг побледнел и отступил назад.

— Прошу, входите, — прошептал он, преклонив одно колено. Дан перевёл взгляд с него в темноту и обратно и принял такую же позу, что и Вадим.

— Что за… — пробормотала я, не понимая, что происходит, и в это время на освещённую часть вышли две женщины в плащах и откинули капюшоны. Одна была немолодой, вокруг глаз и рта залегли глубокие морщины, хотя ей было не больше сорока, но её старило суровое выражение лица и собранные в пучок волосы. Вторая была полной её противоположностью, моложе и приветливее на вид, и именно она говорила с нами с самого начала. В ней словно пылал невидимый душевный огонь, который заставлял ей доверять.

— Встаньте, дети мои, — произнесла немолодая женщина. В её устах даже такое обращение, как «дети мои» звучало отнюдь не высокопарно. В моей голове почему-то и совсем не к месту мелькнула мысль как-нибудь в шутку назвать Дана «дитя моё». Подавив улыбку, я постаралась выбросить лишние мысли из головы и принять серьёзный вид.

Парни медленно поднялись, однако избегая прямо смотреть в лицо женщинам. Теперь они расступились, чтобы гостьи могли меня видеть.

— Мы пришли с хорошей вестью, — молодая женщина посмотрела в мою сторону и улыбнулась. — Последняя из ордена пробудилась.

Я почувствовала в её голосе некоторое ожидание, но смогла только кивнуть, в знак того, что понимаю, о чём речь.

— Мы не можем говорить сверх того, что тебе известно, понять всё ты должна сама, — продолжила она. — И теперь с завтрашнего дня ты продолжишь обучение в школе. Бенедикт просил забрать тебя.