Зеркало богов - [22]
Вспыхнувшая стена низкого огня заставила полчища змей отшатнуться.
Полчища... Так мне показалось в темноте. А уж в блеске пламени — твари размножились тем более. Но, пока они, ошеломлённые взметнувшимся пламенем, застыли, я успел перерубить головы двух ближайших ко мне.
Масла в светильнике было мало. Оно догорало, и твари зашевелились, кивая треугольными башками, внюхивались в воздух, насыщенный едким дымом, жирной кровью, смрадом вываленных потрохов и пьянящим запахом тёплого мяса.
Они бросились на меня, едва пламя распласталось беспомощными всполохами по каменным плитам. Ими будто выстрелили — выпрямившимися в полёте стенобитными стрелами, выстрелили, чтобы сбивать меня с ног, давить, утюжить.
Из-под первой же гигантской стрелы меня выдернули крылья, по ощущениям чуть не сломав позвоночник, — так мощно. Я превратился в мошку, в зашуганную птицу, которая в панике металась среди стремительных гибких столбов-убийц, вознамерившихся склевать её. Они и правда клевали: быстро и жёстко дёргали головами с разинутой пастью, откуда стрелял в меня трос с разлетающейся с него жидкостью.
Но птица ещё и дралась. Два клюва, два меча, почти выкручивая мне руки, кололи и рубили так, что очередная тварь, пытавшаяся добраться до меня, соскальзывала с груды мяса, на которую внезапно натыкалась.
Восходящая луна их нисколько не смутила. Они били своими телами и языками в меня без устали. Кажется, их целью и правда был я и только я!
Это усталость заставила меня чуть замедлить рывок из-под очередного гибкого холодного тела, мелькнувшего навстречу мне. Вскрик мой от соприкосновения с шершавым тараном, который пролетел наждачной тёркой по животу и содрал, наверное, всю кожу с него, стоил мне многого. Змеи, будто подстёгнутые этим вскриком, задвигались ещё быстрей, насколько это было возможно. Мне всё трудней становилось уходить от них, хотя я старался не обращать внимания на рану, уговаривая себя: «Это только содранная кожа!.. Это только содранная...»
Хуже всего — ветер, холодный воздух по обнажённым, ободранным нервам... Звёзды, как больно же... Всякий раз, когда порывом обдавало рану, я сжимался и вздрагивал...
Крыльям всё трудней становилось вытаскивать меня из кипящей смерти. И не потому, что я устал. Исплёванные чёрным ядом, они тяжелели и тяжелели...
Меня сбили, когда я готовился уйти между двумя разинутыми пастями — не полётом, рывком, нырнув вниз, чего до сих пор не делал, потому что высота была предпочтительней. Но сейчас легче было нырять — и пару раз я и в самом деле преуспел в плавании между стремительно снующими везде пластичными столбами.
Я не учёл, что подготовка к нырку оказалась слишком долгой. Из-под грузной змеищи выклюнулась небольшая, но вёрткая змейка, длиной всего лишь в полторы длины той самой колонны, возле которой я нёс свою стражу. Она не метнула в меня язык, напитанный ядом, а просто ударила в бок, пролетая подо мной.
Крылья втянулись ещё в падении. Мечи пришлось выпустить из рук через минуты две: горы плоти просто задавили мои руки. Оставалось последнее, прежде чем я умру. Отомстить хотя бы единицам. Забетонированный телами, обрушенными на меня, обляпанный чёрным ядом, который сжигал меня — во всех смыслах: кожа горела, глаза слепли, отказывали органы дыхания, — я сжал кулаки, и — тела прижавшихся ко мне тварей вздрогнули и отпрянули. Я хрипло и коротко (отравленная, сожжённая ядом глотка не позволяла напрягаться) закричал, когда позвоночник в очередной раз выгнулся, выпуская острый костяной гребень-плавник — вслед за теми, что уже выскочили из рук.
Долгие смертельные секунды... Я стою среди склонивших ко мне головы тварей — стою, вскинув руки, изуродованный смертельно опасными для змей плавниками... Стою, отдыхая перед последним рывком. Солнце здешнего мира вскоре взойдёт. Мне его уже не увидеть. Яд уже пронизал все поры моего тела. Я знаю, что я умираю. Но твари этого не знают. Безмозглые...
Поэтому я сейчас опять... Не спуская глаз с змеиных, полыхающих нездешней злобой глазищ, я присел-нагнулся за одним из мечей. Поворачиваясь и выставив одну руку вверх, я подхватил оружие и выпрямился. Твари не шевельнулись. А потом вдруг кинулись в стороны — и наутёк. Теперь уже я, ошеломлённый, смотрел им вслед.
И ничего не понимал. Над поверхностью площадки перед храмом вырастала ещё одна плоская змеиная голова. Даже меньше, чем самая маленькая из тех, что только окружали меня... Чего же они её испугались?!
И лишь когда ошейник блеснул на её шее, лишь когда мимо него рванул светлый тонкий луч, от которого мне не уйти, потому как неповоротлив, умирая... Плечо ожгло, вонь палёной кожи... Мой крик...
... Всем телом ударился во что-то лёгкое, что проломилось под моим безвольно падающим телом. На что-то напоролся боком, но это уже так, мелочь... Сознание мутилось, распухшее горло не давало дышать. Рухнул — на что-то мягкое, во всяком случае — мягче тех каменных плит. Я не хотел, не хотел, но тело билось в приступе странного припадка... Где-то стороной промелькнула мысль — агония умирающего тела...
Сквозь глухоту прорвался знакомый голос — далеко-далеко:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эрис — планета, пережившая эко-катастрофу. В центре романа — судьба девочки, наследницы лорда. По впечатлениям от альбома Б. Вальехо (первый роман автора)
Городская сказка. Пропали двое. Лёхину, имеющему связи в паранормальном мире, надо найти их.
Студент. Немного поэт. Немного ботаник. Но в родном городе начинают происходить странные события, и он вынужден стать их неотъемлемой частью.
Сцилла. Один возвращается с довеском. Другой - потеряв себя. ...Это только кажется - нет ничего хуже, если тебя травят, как загнанного волка. В реальности, как выясняется, есть ситуации и поганей. Хуже, если травят бывшие коллеги. Если в твоих жилах не кровь, а чудовищная смесь химии, в которой естественные жидкости организма, кажется, занимают минимальный процент. Если по самое не могу напичкан имплантатами и датчиками. Если только что, уловив, что тебя оставили на короткое время в одиночестве, с трудом встал на ускользающую из-под ног, подламывающихся от слабости, землю и выдрал из собственного, ещё живого мяса всё, что только смог: трубки, которые жадно всасывались в тебя, забирая для изучения не только части тела, но и саму измученную душу; провода, которые пронизывали тебя смертоносным светом, любопытствуя, сможешь ли ты защититься, сможешь ли избежать этой смерти.
Если характер вдруг резко меняется — это обычно не к добру. Но чтоб настолько! Перемены приводят Настю не куда-нибудь, а в чужую вселенную, где есть непривычные боги и маги, и более привычные ненависть и надежда… А как же наш мир? Кажется, что в отличие от того, параллельного, он начисто лишён магии. Но если очень-очень хорошо поискать?
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.