Зеркальный вор - [17]

— Тогда, может, он поговорит со мной? Мы давно и хорошо знакомы. Он же благоразумный человек.

Она хохочет.

— Благоразумный! — повторяет она. — Да уж, благоразумный.

Кёртис медленно засовывает руку во внутренний карман, достает визитку Деймона и протягивает ее девушке.

— Мой телефон записан на обороте, — говорит он. — Как и мой номер в этом отеле. Я буду наверху. Передай Стэнли, что я жду его звонка. Попытаюсь его урезонить.

— Ну-ну, удачи тебе, — говорит она. — Желаю успеха в отважной попытке, парниша.

Она скрещивает руки на груди и оглядывает зал. За ближайшим столом для игры в кости тусуется пожилая пара — старик громко хохочет, а старушка машет руками, испуская задорные вопли; оба под градусом, и обоим далеко за семьдесят.

Вероника улыбается.

— Стэнли в последнее время совсем свихнулся, — говорит она. — Ты это знаешь?

— Мне так говорили.

Она продолжает смотреть на пожилую пару. Теперь она выглядит уставшей, совершенно измотанной. Кёртис вспоминает, что и сам он уже на пределе. Он не двигается и продолжает держать визитку в поднятой руке.

— Деймон прислал сюда кого-нибудь еще? — спрашивает она наконец.

Кёртис на секунду задумывается, прежде чем ответить.

— Нет, — говорит он, — только меня одного.

Вероника размыкает руки и берет визитку из его пальцев. Смотрит ему в лицо, затем на одежду, затем снова в лицо.

— Тебя зовут Кёртис, — говорит она. — Я не ошиблась?

9

Перед своей дверью он дважды проводит ключ-картой мимо сканера, злится, делает паузу, закрыв глаза, а потом прикладывает ребро карты к указательному пальцу левой руки и таким манером — двумя руками — направляет ее в прорезь. С легким щелчком замок срабатывает.

Никаких сообщений на факсе и автоответчике. Кёртис убирает револьвер в сейф, раздевается до трусов и майки, падает на широкую кровать. Но он слишком устал, чтобы заснуть. Слишком взвинчен. Слишком много думает. При всем том его мозг работает на холостых оборотах и никак не может зацепить шестерню передачи. Цифры часов на прикроватной тумбочке светятся, как горячие угольки. Остается девяносто один час. И обратный отсчет продолжается.

Он встает, идет в ванную, моет лицо и руки. Вода имеет каменный привкус, мыло в ней плохо мылится. Совсем не то что дома, где замучаешься смывать мыльную пену. Он подставляет под струю щетинистый затылок, втирает воду в веки.

Эта девчонка — Вероника — не из тех, кого легко запугать. Однако сегодня, когда Кёртис в первый раз произнес ее имя, ее испуганная реакция показалась ему непропорциональной тем обстоятельствам дела, в которые его посвятил Деймон. Он гадает, что может быть известно ей и не известно ему. Это его тревожит, но в то же время и тонизирует. Все-таки он правильно сделал, что согласился на эту поездку.

Прожектор, который ранее скользил лучом по его окну, теперь уже выключен, и номер освещается лишь мерцанием уличной иллюминации. Кёртис надевает один из белых гостиничных халатов и садится за стол в нише, глядя оттуда на город. Световая река из множества фар течет по Стрипу и далее по западной автостраде: визитеры-однодневки отбывают восвояси. Тонкий серп месяца расплывается и набухает, опускаясь к горизонту. Где-то под ним находится гора Чарльстон, сейчас затерянная в тени. Кёртис представляет себе другой ее склон: мягкий свет на снежной шапке и ледяной ветер, обдувающий пик. Представляет себе вид из пустыни на сверкающий город. Как свечение моря в кильватерной струе корабля. Как огонь камина за решетчатым экраном или тонкой черной занавесью.

Яркие черточки движутся в небе за оконным стеклом — это ранние рейсы, покидающие Маккарран либо идущие на посадку. Кёртис зевает, следя за их навигационными огнями — красными и зелеными, — пересекающими вертикальный луч «Луксора». Опускает сухие веки, и тотчас этот город странным образом представляется ему живым существом. Аэропорт — это его рот, заглатывающий огоньки с небес и выплевывающий их обратно, как скорлупу от семечек. Улицы и автострады — это его вены и сухожилия. А Стрип — это его аорта — или толстая кишка.

Недолгое время спустя он просыпается от звука включившегося факса; ночь за окном уже приобрела синеватый оттенок. Его лоб находится в неуютном контакте с прохладным деревом столешницы. Он встает, запинается о ножку стола, одним рывком задергивает шторы, сбрасывает белый халат и падает на кровать, так и не удосужившись проверить факс. Не вспоминает он об этом и по пробуждении, каковое происходит перед самым полуднем.

Он также не помнит никаких снов, если они вообще были. Приподнимается на локте с одышкой и таким ощущением, будто вздремнул от силы пару минут. Смотрит на часы, чертыхается и сползает с постели. Подбирает с пола джинсы и, надев их, стоит посреди комнаты. Дыхание по-прежнему затруднено; возникает тревожное чувство — словно он опоздал на какую-то встречу, что-то проспал и пропустил. Потом, начиная вспоминать, он понемногу успокаивается. Вспоминает вчерашний день так, словно это происходило не с ним, а с другим человеком. Садится на край постели и снова стягивает джинсы, теперь уже без спешки.

Подходит к окну и раздвигает шторы. Солнце слабо светит сквозь дымку. Внизу туристы густыми субботними толпами перемещаются по мостам и бульварам, фотографируются у колокольни, на фоне лодок и колонн-близнецов. Кёртис включает телевизор: Буш и Блэр встречаются на Азорах, спасена похищенная девочка, в Китае вспышка неизвестной болезни. Бомбы пока еще не падают.