Зеркала - [18]

— У меня есть профессия, и я обязательно буду работать.

В следующий раз мы встретились, чтобы договориться о дне, когда состоится знакомство наших семей. Сурая была крайне взволнованна и рассеянна.

— Тебя что-то тревожит? — спросил я.

— Да, — ответила она просто.

— Что же?

— Больше откладывать нельзя. Я и так совершила ошибку, до сих пор не поговорив с тобой.

— Что-нибудь серьезное?

— Ты должен знать все.

— Разве мы и так не знаем всего друг о друге?

— Любовь требует полной откровенности. — И, закрыв глаза, она прошептала: — Я должна тебе признаться…

Сурая рассказала, что один человек обманул ее, когда она была еще совсем наивной девочкой. Сначала я ничего не понял. Потом вдруг решил, что она меня разыгрывает. А дальше мною овладело чувство безнадежности, и я сам себе показался ничтожеством. Я словно погрузился в пучину апатии, равнодушия и слепой покорности судьбе. Оцепенело лежал я на дне этой пучины, и меня медленно заносило песком. Сурая пристально глядела на меня сквозь мокрые ресницы.

— Я так и знала, — с отчаянием прошептала она.

— Что? — глупо переспросил я.

— Ты меня не любишь.

— Я?! Не говори так!

— Ты не простишь мне…

— Кто он?

— Неважно.

— Кто он? — настойчиво повторил я.

— Один негодяй.

— Но кто он?

— Не мучай меня.

Она взяла сумочку и встала:

— До свидания…

— Не уходи, — сказал я безжизненным голосом.

— Ты уже дал мне ответ.

— Но я еще ничего не сказал.

— Я хочу полного доверия или ничего.

Про себя я молил аллаха, чтобы она поскорее ушла.

— Мне надо собраться с мыслями… — лепетал я.

— Прощай, — гордо бросила Сурая уходя.

Ситуация представлялась мне сложной, почти безвыходной. Моя любовь оказалась просто бурным увлечением, на настоящую мне не хватило сил. В те дни ошибки, подобные той, которую совершила Сурая, женщине не прощали. Никому не под силу было преодолеть тогда предрассудки, мощными корнями уходившие в далекое прошлое. Четверть века — слишком небольшой срок, чтоб победить их в себе. Мне было невыразимо больно, и я ни минуты не сомневался в том, что Сурая потеряна для меня навсегда. Больше она не приходила в министерство проведать дядю, и я не видел ее вплоть до сельскохозяйственной и промышленной выставки, устроенной в 1939 году накануне второй мировой войны. В этот день мы вместе с приятелем юности Идом Мансуром бродили по луна-парку, прилегавшему к территории выставки. И тут я вдруг увидел Сураю, она была со своей замужней сестрой и ее детьми. Сурая не заметила меня. Взглянув на нее, Ид Мансур прошептал мне на ухо:

— Посмотри на эту девушку!

— А что такое?

— Она живет в квартале Сакакини рядом с моей теткой.

Он гнусно хихикнул и сделал рукой непристойный жест. Мне стало противно, и со злостью, причины которой он не понял, я сказал ему:

— Какой же ты подлец!

Как обычно, он, развязно захохотав, сказал:

— Несмотря ни на что, она, я слышал, помолвлена и скоро выйдет замуж.

С тех пор прошло много лет, и я не видел Сураю и ничего не слышал о ней. Как-то в 1967 году, после поражения, я пошел к Салему Габру и в его кабинете среди других гостей увидел Сураю. В те дни я жаждал общества коллег и друзей — так мечется в поисках воды человек, объятый пламенем. У Салема Габра я встретил Гадда Абуль Аля, Реду Хаммаду, Азми Шакера, Кямиля Рамзи. В солидной женщине лет пятидесяти я признал Сураю Раафат. Поздоровавшись со всеми, я опустился на стул. Хотя мы не обменялись рукопожатием, но я почувствовал, что Сурая меня тоже узнала. Разговор вертелся вокруг поражения. Определяли его масштабы, анализировали причины, гадали о будущем. Когда все стали расходиться, Сурая подошла к Салему Габру.

— Значит, до понедельника, — сказала она, пожав ему руку.

Он подтвердил, что в понедельник они встретятся, и, проводив Сураю до двери, вернулся к письменному столу.

— Приглашает меня на дискуссию в профсоюз учителей, — пояснил он.

Сделав вид, будто не знаю Сураю, я спросил:

— Кто она такая?

— Доктор Сурая Раафат, главный инспектор министерства просвещения. Ее муж — крупный ученый, один из тех редких людей, которые всю жизнь отдали науке. А она — активистка нашего женского движения. Женщина, которой наша страна может гордиться. Мало кто обладает столь сильным характером и такими знаниями.

Я вспомнил Ида Мансура, свою трусость и отступничество. Вспомнил некоторых приятелей юности вроде Халиля Заки и Сайида Шаира. Своего родственника Ахмеда Кадри, которого не видел целую вечность. Вспомнил десятки подобных им, с кем сводила меня судьба. Лица их выплывали передо мной, словно из какого-то гнилого тумана, как выползают насекомые из щелей готового рухнуть дома.

Гадд Абуль Аля

Он есть, и в то же время его как бы нет.

Наше знакомство состоялось в 1960 году. Абуль Аля позвонил мне на работу и предложил встретиться. Я с удовольствием согласился, поскольку имя его было хорошо известно в литературных кругах. Его перу принадлежит пять, а то и больше романов. Выход в свет нового произведения Абуль Аля шумно рекламируется на первых страницах газет и сопровождается многочисленными хвалебными статьями в прессе и литературных журналах. Его романы переведены на английский и французский языки. А все, что написано о нем за границей, опубликовано в нашей печати, которая преподносит его так, будто он великий писатель. Я же не мог осилить до конца ни одного его романа. Ни один не возбудил во мне внимания или интереса. Я был поражен, не обнаружив в авторе ни грана таланта, даже по нашим скромным местным меркам. По его произведениям были созданы многосерийные постановки для радио и сценарии для кинофильмов. Успеха они не имели, но тем не менее гордо шествовали по экранам.