Зеноби - [28]

— В чем дело? — спокойно спросил я у Марии, хотя от страха у меня у самого булки тряслись. Я решил, что вчерашняя наша попойка не осталась незамеченной для хозяина и он, будучи правоверным мусульманином, сейчас выкинет меня из квартиры как нашкодившего котенка. Но как, черт побери, он мог узнать? Мы не пели «Ой, мороз, моро-о-оз!» на балконе, не размахивали российским триколором с криками «Десантники всех поимеют!» и даже не разговаривали громко. Меня некстати затошнило, вспомнился анекдот: «Штирлиц склонился над картой СССР, его неудержимо рвало на Родину».

Мои сомнения разрешила сама Мария:

— Он тебя узнал, — обреченно выговорила она, — и теперь обвиняет меня, что я его подставила, и полиция может у него конфисковать квартиру за укрывательство разыскиваемого человека. Десять минут назад была повторная передача, где снова показывали твое фото и обещали уголовным преследованием за сокрытие информации.

— Мария, пригласи его зайти. Мы поговорим с ним, думаю, я сумею его убедить, что я не виноват и ему ничего не грозит. Решение, что и как говорить, пришло в голову мгновенно: не иначе как водка так прояснила мозги. Не дожидаясь ответа девушки, я прошел в комнату и сел на стул. К моему удивлению, практически следом за мной зашли Маджид и Мария. Я церемонно встал, когда старик зашел: на Востоке любят уважение. Что я не ошибся, было видно по немного потеплевшим глазам старика.

— Мария, ты расскажешь старику такую версию: я студентка из России, обучаюсь на факультете гостиничного бизнеса в Москве, нас коммерческая фирма пригласила на стажировку в отелях Мертвого моря. Такое часто практикуется и поэтому он в это поверит. Дальше начинается самое интересное и, если мы его сможем заставить поверить, старик нам не причинит вреда. Итак, запоминай, что ты ему скажешь! Приглашение на стажировку оказалось обманом, фирма просто ищет девушек эскортниц. Как только мы пересекли границу, у нас отобрали паспорта и нам объявили, что через неделю отдыха в отеле нас повезут в Эр-Рияд, где мы должны будем на закрытых вечеринках танцевать для богатых саудитов и, возможно, ублажать. Насчет ублажать, это скорее мои догадки, но скажи, что парень из местных, палестинец, случайно проговорился, что платят там хорошо, но девушкам приходится делать грязные вещи. Я сбежала из отеля, но при этом умудрилась прихватить с собой флэшку, где есть все данные на привезенных девочек, телефоны и транзакции на эту фирму, а еще счета, выставленные одной саудовской фирме. За мной охотятся, скорее всего именно из-за флешки, сама я для них особой ценности не представляю, потому что там еще одиннадцать девочек и все они красивее меня. Так и скажи. Флешку я спрятала, скажу ее местонахождение в полиции, когда доберусь домой. У меня нет паспорта, а теперь еще и полиция разыскивает. Я хотела отсидеться здесь и придумать, как мне вернуться на родину. Скажи, что я не буду выходить на улицу, звонить кому-либо, и даже если случайно попадусь — умру, но не выдам, где и у кого скрывалась. И если он меня сейчас выгонит, то просто обречет на страдания и позор, возможно, на смерть, потому что живым я им не дамся.

Ты все запомнила? — спросила я девушку. Про самоубийство, может, перебор, но, как говорится: «Остапа понесло». Мария кивнула и медленно, подбирая слова, начала рассказывать «мою историю» почтенному арабу. Про саудитов я ввернул специально, потому что был наслышан про нелюбовь бедняков иорданцев к богачам саудитам, «продавшим душу американцам».

Маджид слушал внимательно, лишь пару раз перебив Марию, видимо, задавая уточняющие вопросы. Когда Мария закончила, Маджид встал со стула — мне тоже пришлось встать — и, неожиданно для меня, он притянул меня к себе. Взял одной рукой за плечи, а вторую положив на голову. Это было нежно, по-отечески, это было не пошло, и я позволил старику меня обнять. Его заскорузлая рука, лежащая на моей голове, мелко подрагивала, я почувствовал это и понял, что старик плачет.

Мне стало совестно, что я обманул доверчивого араба, но в моем положении это была ложь во спасение. Мне действительно нужна была помощь, я на самом деле никого не убивал и мне грозила настоящая опасность. Немного отстранив меня от себя, старик нежно прикоснулся губами к моему лбу и заторопился к выходу, сказав Марии что-то на арабском. Его реакция полчаса назад и сейчас разительно отличалась: к нам ворвался рассерженный арендодатель, требующий объяснений, а сейчас нас покидал тот же старик, только с выпрямленными плечами и горящим взглядом из-под насупленных бровей.

— Он сказал, чтобы ты не беспокоилась, он никому не скажет. Сказал, что придумает, как тебе помочь, и скоро вернется. Просил никому, кроме него, не открывать, и чтобы мы сидели тихо, как вор в чужом курятнике. Последнее сравнение, наверное, было из местной пословицы, но смысл мне понравился: я уже неделю в чужом курятнике, хорошо хоть в петушатник не попал. «Да, приди старик на час раньше, и хрен бы придумалась у меня такая история», — отстраненно подумал я.

На слова, что он что-то придумает, я даже не обратил внимания: как мне сможет помочь араб пенсионер, у них-то и прав в своей стране кот наплакал, они себе не могут помочь, вот и живут в бедности. Они живут, довольствуясь малым, эти дети пустыни, наследники древней цивилизации, отдавшие свои недра и богатства на откуп транснациональным корпорациям. Но как оказалось, я ошибался, и вернувшийся через четыре часа старик был явно доволен. Улыбка светила его морщинистое лицо, а потирание рук свидетельствовало либо о крайнем возбуждении, либо о степени довольства.