Земной круг - [40]

В других старинных актах, хранившихся в Archivio de la Audienca, упоминались татары, булгары, армяне, греки, черкесы.

Однажды синьор Квадрадо, беседуя с гостем из Москвы, припомнил одно важное обстоятельство. Ему встречались архивные свидетельства о том, что «в течение всех средних веков» на острове Майорка существовал госпиталь «Rossorum» — Русский госпиталь, как можно было заключить из этого названия.

Вернувшись в Россию, Максим Ковалевский напечатал в журнале «Юридический вестник» (1886, февраль) содержательную статью «О русских и других православных рабах в Испании».

Я заимствовал из этого труда лишь те данные, которые относятся к XIV веку — ко времени составления Каталонской карты, чтобы увязать историю ее создания с пребыванием русских рабов и выходцев из Азии на далеких Балеарских островах.

Максим Ковалевский в статье ничего не пишет о своем соотечественнике и ученом предшественнике, побывавшем в городе Пальме еще между 1700–1708 годами. Это был пламенный последователь учения Раймуида Луллия, киевлянин Иоаким Богомолевский. На Майорке он был вольнослушателем академии, когда-то основанной в Пальме самим Раймундом Луллием.

Возможно, в свое время до пытливого Богомолевского и дошли старые балеарские сказания о русских людях, закинутых судьбою за тридевять земель, на Балеарские острова.

Русский воспитанник луллиевской академии на Майорке кончил свою жизнь в монастырской темнице, где-то в Вятской епархии. Лишь после смерти в 1741 году с него были сняты железные оковы, в которых он содержался около десяти лет.

Как видите, жизнь его не совсем обыкновенна. Если читатель захочет найти более подробные сведения о русском последователе Раймунда Луллия, он должен прочесть труд Савицкого «Русский гомилет начала XVIII в. Иоаким Богомолевский», изданный в Киеве в 1862 году.

Свой рассказ о «холопьем городке» на Майорке, появлении названия «Сибирь» на карте Авраама Крескеса и живой цепи, протянувшейся от Ханбалыка через Среднюю Азию, Сарай и Каффу до Балеарских островов, я хочу закончить словами Рихарда Хеннига.

«Почти непостижимо, — пишет он, — что при этих обстоятельствах в XIV в., когда самые тесные в средние века связи с Китаем, завоеванным монголами, продолжались вплоть до 1368 г., не было попыток добраться до Восточной Азии казавшимся тогда коротким путем через Атлантический океан».

Лаврентьевский список

Четырнадцатого января 1337 года Лаврентий, ученый монах одного из суздальских или нижегородских монастырей, затворившись в своей келье, принялся за упорный и благодарный труд.

Заглядывая в «книги ветшаны», лежавшие на его рабочем столе, он переписывал полууставом древние сказания и сводил их воедино в новую книгу.

В основу ее ложилась древняя «Повесть временных лет», начатая в Киеве в 1112 году.

Почти наугад я беру из своей картотеки карточки, относящиеся к началу XII века, просматриваю их, чтобы восстановить некоторые события, окружающие историю создания «Повести временных лет».

Вот в 1102 году погиб от ран, полученных в крестовых походах, Гуго Великий, сын русской королевы Франции Анны Ярославны.

Проходит года четыре, и игумен Даниил в сопровождении киевских кольчужников появляется среди воинов Балдуина Первого, входит в ворота Акры, Дамаска и Иерусалима.

В 1107 году в Новгороде живет неведомый человек «греческие земли», знающий кроме родного языка латынь и русскую речь.

Посадник Павел, закладывая каменные стены детинца в Ладоге, как бы ненароком рассказывает о том, что ладожские «старые мужи» ходили «за югру и за самоядь в полунощные страны». Этот разговор происходил в 1114 году. Ладожские стены имели уши!

Рассказ Павла-посадника дошел до нас благодаря Ипатьевской летописи. Там он был записан под 1114 годом.

Собеседник ладожанина Павла в том же году встречался и с Гюрятой Роговичем, новгородцем. Это он около 1092 года посылал своего отрока в Печору к людям, что дают дань новгородцам. Из Печоры посланец пошел в югру, у которой «язык нем». Все же он понял, что ему рассказывали там о чудесной стране, где горы заходят в морскую луку. Горы эти поднимаются до небес, в горах слышны говор и крик. И кто-то сечет гору, все хочет из нее высечься. В горе пробито оконце, и неведомые люди говорят оттуда на незнаемом языке, показывают на железо, что видят в руках у югры, просят каждый для себя нож или секиру в обмен на звериные шкуры…

Труден путь к тем горам; его обступают леса и снега. Не всегда югра доходит до лукоморья, но есть и еще один путь — дальше на север…

Тут целая повесть! По изложению Д. С. Лихачева получается, что собеседник Павла, смотря на каменную стену Ладоги, вдруг вспоминает о югре, заключенной в лукоморской горе, и вызывает Павла на рассказ о путешествии в полунощные страны.

После этого, повстречавшись с Гюрятой Роговичем в Новгороде, пытливый собиратель сведений о югре разъясняет Гюряте, что неведомые люди — это народы, которых когда-то заклепал в горах Александр Македонский.

При этом начитанный толкователь вразумляет Роговича, советуя ему прочесть сочинение византийца Мефодия Патарского; там все сказано насчет подвига Александра. Сочинение это называлось «О последних временах и о страшном суде». Его хорошо знали русские книжники. Нашествие монголов они потом недаром связали с мрачным пророчеством Мефодия; заточенные в горах дикие народы, получив свободу, ринулись для покорения мира.