Земная оболочка - [249]
В первый момент Хатч удивился — зачем? Затем обдумал, как вести себя во время неизбежного объяснения, что отвечать на брань и укоры, приказания или — уже знакомые из прежнего опыта — вялые извинения, заверения, обещания исправиться. Он так далеко ушел от Роба за эти четыре дня (встречи с Хэт, Деллой и Элис, вдруг возникшая возможность начать новую жизнь), что совсем не подготовился к тому, что надвигалось на него. И все-таки он был спокоен. Отвращение, которое он испытал тогда, в последнюю ночь в Ричмонде, не забылось, но отодвинулось на задний план. Он размышлял о том, что, наверное, в душе хотел, чтобы Роб приехал. Кто-то вошел к нему в комнату, разделся в нескольких шагах от него, а он даже не шелохнулся во сне. Он всегда тешил себя мыслью, что просыпается от малейшего шороха, что, в общем, соответствовало действительности. По-видимому, в данном случае он подсознательно понимал, что производит эти шорохи его отец, и потому продолжал безмятежно спать. Ведь знал же Хатч, что Роб никогда не обидит его — даже пьяный, даже мертвецки пьяный.
Лежа в большой темной комнате, наполненной воспоминаниями о его покинувшей мир матери, Хатч думал о том, что сам он мир не покинул и, наверное, покинет еще нескоро, если, конечно, с ним не произойдет какого-нибудь несчастного случая. Он уже пожил на свете — четырнадцать лет, пятая часть от предполагаемых семидесяти. К четырнадцати годам многие бессловесные твари уже подыхают, а нет, так превращаются в развалину; автомобиль, отслуживший четырнадцать лет, — музейная редкость. Он улыбнулся в пространство.
В ванной погас свет, дверь отворилась. Во внезапно наступившем мраке Роб потерялся. Он остановился и стал ждать, чтобы глаза привыкли к темноте.
Хатч видел его смутно. Роб стоял голый, с маленьким полотенцем в руках. Он похудел, как-то подобрался — таким он был в самых ранних воспоминаниях Хатча, молодой отец, забиравший его ночью к себе в постель, отвечавший на его бесчисленные вопросы, а впереди у них была бесконечная жизнь — годы, которые оба они теперь уже прожили и пережили — и вот снова встретились здесь, и не было у Хатча никого дороже Роба, как и у Роба — никого дороже Хатча. И все же Хатч не мог заговорить — и не из боязни и не от неуверенности (Роб стоял перед ним неодетый, совсем беззащитный и уязвимый), а просто потому, что не знал, с чего начать. Чем он тогда закончил? Оттуда можно было бы продолжить разговор — но он не мог вспомнить. Роб попросил оставить его в покое; ответил ли он что-нибудь? Нет, он повернулся и ушел. Сказать, что ли, что он сожалеет о происшедшем? Но ведь он не сожалеет. Он сознательно, с открытыми глазами, ушел сюда и нашел себе пристанище. Или, может, просто сказать: «Ложись скорей! Ты снова со мной. Этот дом мой, и я приглашаю тебя». Роб ответит, что это невозможно, приведет с десяток причин, почему им нельзя остаться здесь, — неоплаченные счета, налоги, проржавевшая крыша, одному слишком рано, другому слишком поздно, чьи-то оскорбленные чувства.
Можно бы сказать, что сегодня утром по настоянию Элис он ездил в Гошен к старому адвокату, давнишнему приятелю его деда, и узнал от него, что если завещания нет — а у адвоката нет сведений о существовании такового, — то Хатч может получить пансион со всем его содержимым; только вот теперь, из-за депрессии, цена ему ломаный грош; что Хатчинсы жили на доходы с леса в Суффолке, принадлежавшего миссис Хатчинс (который достался ей по наследству от матери); что небольшая часть этого леса еще сохранилась, несмотря на то что его распродавали участок за участком, — в этом адвокат почти уверен, — и она тоже перейдет к Хатчу, если не обнаружатся какие-нибудь крупные долги — что отнюдь не исключено — и, конечно, если на острове Уайт не объявятся родственники миссис Хатчинс, которые могут претендовать на этот лес. Он зарылся головой в подушку и сказал: — Смотри, простудишь свою аппаратуру. Что тогда запоешь?
Роб вздрогнул от неожиданности, затем рассмеялся. — Только порадуюсь! — Он подошел к койке, стоявшей в изножье кровати Хатча, под углом к ней (интересно, для кого ее тут поставили?), и сел на нее, лицом к сыну, смутно различимому в потемках. — Я старался не разбудить тебя.
Хатч сказал: — А ты и не разбудил. Я ведь всю ночь просыпаюсь. Ты что, недавно приехал?
— Да, только к Делле зашел.
— Она тебе сказала, что произошло?
— После смерти твоего деда? Похоже, что у тебя теперь забот полон рот.
Хатч сказал: — Да уж. Ты все дела закончил в Ричмонде?
— Нет, мне придется еще вернуться туда. Полли обещала уложить все, что мы хотим сохранить. До тех пор она там останется, но после этого не желает иметь с нами ничего общего. Не поддается ни на какие уговоры. Она обиделась — первый раз в жизни, а ей уже немало лет. И не хочет прощать.
— Может, она переедет сюда, — сказал Хатч.
Роб помолчал. — Что ж, пригласи ее… попробуй… только мне кажется, с таким же успехом ты мог бы пригласить Муссолини. Он как-никак мужчина.
— Ты видел телеграмму, адресованную тебе? Она на комоде.
Роб спросил: — Что в ней?
Хатч посмотрел на него и с коротким смешком ответил: — В ней говорится: «Увы, нет».
В чем же урок истории, рассказанной Рейнольдсом Прайсом? Она удивительно проста и бесхитростна. И как остальные произведения писателя, ее отличает цельность, глубинная, родниковая чистота и свежесть авторского восприятия. Для Рейнольдса Прайса характерно здоровое отношение к естественным процессам жизни. Повесть «Долгая и счастливая жизнь» кажется заповедным островком в современном литературном потоке, убереженным от модных влияний экзистенциалистского отчаяния, проповеди тщеты и бессмыслицы бытия. Да, счастья и радости маловато в окружающем мире — Прайс это знает и высказывает эту истину без утайки.
Из сборника Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. Пер. с англ. / Составл. и предисл. А. Зверева. — М.: Радуга, 1989. — 560 с.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.
Три смелые девушки из разных слоев общества мечтают найти свой путь в жизни. И этот поиск приводит каждую к борьбе за женские права. Ивлин семнадцать, она мечтает об Оксфорде. Отец может оплатить ее обучение, но уже уготовил другое будущее для дочери: она должна учиться не латыни, а домашнему хозяйству и выйти замуж. Мэй пятнадцать, она поддерживает суфражисток, но не их методы борьбы. И не понимает, почему другие не принимают ее точку зрения, ведь насилие — это ужасно. А когда она встречает Нелл, то видит в ней родственную душу.
Действие романа «Дело» происходит в атмосфере университетской жизни Кембриджа с ее сложившимися консервативными традициями, со сложной иерархией ученого руководства колледжами.Молодой ученый Дональд Говард обвинен в научном подлоге и по решению суда старейшин исключен из числа преподавателей университета. Одна из важных фотографий, содержавшаяся в его труде, который обеспечил ему получение научной степени, оказалась поддельной. Его попытки оправдаться только окончательно отталкивают от Говарда руководителей университета.
Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.