Земляки - [15]

Взглянув на маленького Павлика, она начинает всхлипывать. Казик, однако, и слышать не желает о Ядьке. Он подходит к ксендзу, собираясь отправить его обратно. В это время в распахнутых дверях появляется гордый своей находчивостью Кекешко, который тянет за руку Ядьку. Девушка с испугом смотрит на присутствующих.

— Ну и как? — весело спрашивает Кекешко, не обращая внимания на всеобщее молчание. — Годится в крестные? У нас в Гнезне с таких красавиц художники картины рисуют.

Ксендз, помочив кропило, уже занес его над головой ребенка, как вдруг, обернувшись к Кекешко, спрашивает:

— Name?

— Павел, — отвечает Кекешко.

— Пауль, — повторяет ксендз и наклоняется над новорожденным.

— Не Пауль, а Павел, — подчеркнуто громко говорит Казик.

Ксендз начинает бормотать по-латыни положенные слова. В дверях появляется могучая фигура Каргуля. Он молча слушает ксендза, а когда тот заканчивает, крестится вслед за ним и хватает за руку дочь.

— Ядька, марш домой!!!

— Пан Каргуль, гляньте-ка, мы с панной Ядвигой еще не венчались, а уже отцом-матерью стали! — пробует развеселить Каргуля Кекешко.

Тот, однако, реагирует на его шутку, как на кровное оскорбление.

— Что-о? И — рычит он, уничтожая взглядом подгулявшего мельника.

— Заодно бы и наше обручение с панной Ядвигой можно…

Каргуль дергает Ядьку с такой яростью, что она вылетает из комнаты, как мячик. Но Кекешко не намерен так легко отказаться от своих планов. С криком «Ядька! Ядька!» он выбегает во двор и натыкается на Витю.

— Куда?!! — недобрым голосом спрашивает парень и наступает на мельника грудью.

— Я-а-а-дька!!! — визжит Кекешко.

— Пан Трофейный! Вас отец купил, а не Каргуль, так что нечего вам с Каргулями обнюхиваться! И думать не моги об них!

— Кругом демократия настала, а ты человека свободы лишать?!!

Обиженный Кекешко подходит к бочке и, откинув прикрывавшую ее попону, нагибается, чтобы умыть лицо. Понюхав жидкость, Кекешко начинает жадно лакать ее, зачерпывая еще и еще. Наконец он в изнеможении падает и откатывается к стене дома, где, прошептав «Ядька!» засыпает мертвецким сном.

Витя с отцом заканчивают огромную глиняную печь, которую складывали по настоянию бабки Леонии. Газовую плиту им пришлось выставить во двор. Перетаскивая плиту ближе к забору, Витя сердито наблюдает за Кекешко: тот, бросив рубить дрова, подсаживается к Ядьке.

Девушка, не обращая внимания на явные ухаживания мельника, старательно и сосредоточенно чистит картошку.

— Как только война началась, я дал клятву, что не женюсь, — воркует Кекешко. — Понимаете, панна Ядя? Что это, я погибну и женщину вдовой сделаю? Да никогда в жизни! Я не люблю иметь долги!

— И что с того? — не слишком любезно спрашивает Ядька, следя взглядом за Витей, который медленно тянет тяжелую плиту.

— Как это что? Война-то кончилась!

— Уж вы, пан Кекешко, оставайтесь и дальше честным человеком.

— Конечно, панна Ядя, но только вдвоем. Двое — божье число, так у нас в Гнезне считается…

Витя продолжает наблюдать за ними из окна кухни. Он так увлечен, что не слышит, как мать дважды спрашивает его:

— Витя! Да где ж тулуп? Бабке Леонии на печку постелить надо…

— Ну и как там, мама? — интересуется Казик, подсадив с сыном старуху на огромную, занявшую полкухни печь.

— Теперь можно поверить, что мы дома, — отвечает бабка, свесив сверху голову. — И смерти можно спокойно дожидаться. Вот кабы еще этой лектрики не было, я бы вовсе спокойно век дожила, — добавляет она, видя, как внук, не отрывая взгляда от окошка, машинально щелкает выключателем.

— Ну и ворюга же этот Каргуль! — восклицает вдруг Витя. — Тятя за свой спирт для общества мельника купили, а он его потиху в свои частные зятья сманывает!

— Уж ты скажешь! Чтоб они ее за чужого отдали! — сомневается Марыня и тоже идет к окошку посмотреть. — Ведь он не из-за Буга!

— Из-за Буга, не из-за Буга, а в портках! А Каргуль спит и видит лишние портки в семье иметь!

Вдруг Витя замечает, что Кекешко, перегнувшись через заборчик, пытается перетащить через него газовую плиту. В мгновение ока он оказывается возле Кекешко.

— Ваше?!! — с ненавистью спрашивает Витя.

— Да вы ж ее выбросили! — недоумевает мельник. — А нам она пригодится…

— Вам? Кому это «вам»?!!

— Так ясно же, что для двух семей одной плиты мало будет!

— Каких таких двух семей? — обалдело спрашивает Витя.

— С грабежа новую жизнь начинаешь? — подоспел на помощь сыну Казик.

— При демократии все ничье! — уже менее уверенно говорит мельник и, оглянувшись на стоящего в глубине двора Каргуля, пятится от забора.

Каргуль уже вознамерился поддержать Кекешко, как вдруг дискуссию прерывает появление Вечорека. Осторожно неся что-то в лоднях, он обращается к Каргулю:

— Узнаете?

— Ну, яйцо… — недоуменно отвечает тот.

— Куриное, — не может не вставить своего слова Казик.

— Я его на дороге нашел, — говорит Вечорек, глядя то на Каргуля, то на Казика.

— Ну и что? — не понимает Кекешко. — Это ж обыкновенное яйцо.

— Да ты что, яйца, что ли, не видал! — смеется Казик, опираясь на забор..

— Не видал давно, — поясняет Вечорек, — мы вон сколько лет назад кур съели.

Каргуль берет яйцо, внимательно оглядывает его, потом протягивает Вечореку.