Земля за океаном - [8]

От Висконсина на запад потянулось подстепье. Островки лесов поредели и постепенно исчезли совсем. Стайки деревьев ютились теперь лишь около ферм. И сами фермы с серебристого цвета силосной башней, домиком под деревьями, с закромами из металлической сетки для кукурузных початков уже не частыми хуторками темнели в степи, а разбрелись по пространству, подобно коровам без пастуха. Километров шесть или восемь надо проехать фермеру, чтобы побывать в гостях у соседа.

Дальше на запад степь постепенно ширится и дичает. Полосы пашен встречаются реже, уступая место просторным пастбищам. Фермы, совсем уже редкие, попрятались в балочки. Деревья стали приземисты и походили уже на кустарник. Единственной открытой глазу постройкой были тут сиротливые ветрячки. Не слишком высокие, они все же исправно вертелись – ветра тут было вдоволь. Из тёмных глубин ветряки добывают для коров воду. Висконсин, лежащий у людных индустриальных мест, держит молочных коров. Тут же ходят мясные стада.

Степные дикие травы цвели у дороги. То и дело справа и слева белели пчелиные пасеки. Казалось, прямо с машины небрежно накидали в траву ульи. Не слишком обильная химизация этих земель щадила пчел. И они работали тут вовсю.

Признаемся, наша «торино» нанесла пчеловодству Америки некий урон, небольшой, правда. Мотор начал греться. И на ближайшей колонке нам сразу назвали причину:

– Вот посмотрите…

Весь радиатор залеплен был комарами, козявками, бабочками, но главным образом пчелами. Вдох пылесоса, и радиатор стал чистым.

– Обычное дело в наших местах, – сказал парень, очищая ветровое стекло от желтых медовых потеков.

За небольшую плату впереди радиатора нам повесили сетку-экран. Это сберегало мотор, но пчелам, пересекавшим дорогу в Южной Дакоте, от этого легче не стало…

Восток Дакоты напоминает наше Придонье. Выпуская залетевшего в машину шмеля, мы вышли полежать на земле. Придонье!.. Блестели слегка пригнутые ветром травы. Парили птицы в просторном небе. И пахнуло… донником. Мы нашли эту травку с бисером желтых цветов. На Дону пахучий подсушенный донник добавляют в табак… Известно, запах сильнее всего пробуждает воспоминания. И в этот день нам казалось, что едем мы по знакомым местам и вот сейчас за той горбиной дороги сверкнет на солнце донская вода.

И вода в самом деле сверкнула. Но река называлась не Дон, а Миссури. На одном берегу работал желтый бульдозер. На другом – ходили две черные лошади. Река текла в глинистых берегах и была неприветливо-диковата. Ни ветлы, ни тальника в пойме, ни даже осоки. Тревожная рябь морщила воду, вызывая в памяти полотно Остроухова «Сиверко». Стайка уток низко пронеслась над желтоватой водой. Серый кулик клювом, похожим на шильце, тыкал в пенистый мусор, принесенный рекой на отмель. Мост… И мы уже едем в другой географической зоне Америки. Миссури – это граница Среднего Запада и Запада Дальнего. Полагают, сама природа считает эту границу законной и после Миссури резко меняет свой облик. Так, пожалуй, оно и есть. Сразу после моста мы увидели: едем по дикой земле. Пашни исчезли. Насколько хватал глаз, тянулась голая степь. Целина. Если землю где-нибудь распахали, то затем лишь, чтобы посеять траву для пастбищ, фермы исчезли. Зато появились ранчо. Это пастбища. Прямо возле дороги стоят грубо сколоченные из бревен ворота. Сверху на них прибито седло и вывески: «Ранчо „Одинокий койот“, „Ранчо „Бычий глаз“… Ворота закрыты. Проселочная дорога от них убегает за горизонт. Всадник около стада. И где-нибудь в травяных дебрях, в лощине ютится маленький домик. Хозяин ранчо нередко живет где-нибудь в шумном месте Америки, нередко владеет заводом или делает крупные деньги иным каким способом. Нередко это миллионер. Ранчо тоже дает ему деньги. Но хозяин изредка сюда наезжает. Наезжает не только для ревизии стада и объяснения с конными пастухами. Хозяин сам садится на лошадь, щеголяет в линялых, изодранных джинсах, в ковбойской шляпе, сам готовит еду, стреляет койотов. Это некое „приобщение к земле“. Связь с землей некогда была крепкой. Сейчас большие города всосали не только владельцев мелких ферм и ранчо. Приходят в упадок коллективные поселения сельских районов – городки с числом жителей в сотню-другую. Однако тяга к земле у людей остается. Утолить эту страсть по карману только богатому. На ранчо владелец приезжает „стряхнуть с себя город“, подышать неиспорченным воздухом, «побыть прежним американцем“. Иметь ранчо – дело престижа. Миллионер, правда, купит ранчо не в Дакоте, а далеко южнее по сгибу карты – в Техасе. Там земли жирнее и, стало быть, скот жирнее. И вообще – Техас не Дакота.

На скудных землях Южной Дакоты мы встретили скотоводов-индейцев. Два коренастых черноволосых парня вгоняли колья в глинистый косогор и тянули колючую проволоку, ограждая чье-то ранчо. Представители племени сиу без большой охоты заговорили с двумя «бледнолицыми». Но под дымок сигарет разговор постепенно наладился… Рассказ об индейцах – особый рассказ. Тут же уместно привести конец разговора. Старший из двух индейцев спросил:

– Ну и как вам наша земля?..

По тону, по духу, по ожиданию ответа было видно: парень очень сердит на Колумба. В понятие «наша земля» он не вносил ни дороги, ни города с небоскребами, ни самолеты, ни баночку кока-колы, стоявшую в тени у столба. Он имел в виду только