Земля ветеранов - [4]

– У него с головой проблемы, вот ей и вертит! – Малец все не унимался.

Заур решил не обращать на него внимания:

– И тогда инцидент будет исчерпан, верно? Я не стану арестовывать вас, и никто не попадет к работорговцам.

Вообще-то, подобные компромиссы против его принципов. Заур считает, что каждый грешник должен получить по заслугам уже здесь, на Земле. Но если собравшиеся в подвале действительно раскаются, почему бы и нет?.. С тех пор как правительство объявило всеобщую амнистию и закрыло тюрьмы под предлогом, что в бюджете нет средств на их содержание, преступников отправляют на принудительные работы под присмотром так называемых «работорговцев» – заковывают в колодки и заставляют, к примеру, ремонтировать дороги или собирать огурцы. Или батрачить на цементном заводе. Или чистить городскую канализацию.

Но это касается только тех, кто запятнался мелким правонарушением.

– Так ты, вроде как, палач, да? – Мужчина в бронежилете на голое тело отпустил мальцу подзатыльник, чтобы заткнулся. – Так у нас тут палачей ненавидят.

– И это взаимно, – кивнул Заур.

Его ответ вызвал очередной всплеск веселья. На сей раз хохотали все, а не только полоумный мальчишка.

– Слышь, юродивый, – вытерев слезы, выдавил из себя грешник в бронике, – выверни уже карманы, не стесняйся. А то давай-ка разденься. Плащ у тебя хоть и хреновый, но по нынешним временам любая добыча сгодится. Экономический кризис как-никак.

Смеются, значит, не принимают Заура всерьез. Как же, он ведь высокий и тощий – аж щеки впали – очкарик. Причем очки у него с толстенными линзами: разбей их – и крот похвастается куда лучшим зрением. А еще Заур хромает – бандиты наверняка заметили это, когда он явился сюда, вроде как бы на выручку несуществующей девушке. К тому же, он лысый, как колено, голова аж блестит – там, где нет шрамов. Так кто в здравом уме воспримет его всерьез? Да он сам над собой подшучивает, когда смотрит в зеркало. К тому же, Заур впервые в этой части города, его тут не знают.

И все же напрасно эти хищники киевского дна так обрадовались.

Ведь в данной ситуации жертва вовсе не Заур.

Наоборот – это им всем, с ножами и арматурой, не повезло оказаться рядом с ним.

И самый главный неудачник – тот закоренелый грешник, за которым Заур подался в чужой район на другом конце столицы. Из-за него палач с утра до заката бродил по загаженным улицам с отрешенным видом, корча из себя первостатейного простака, которого не обобрать ну просто грех. Он столько раз доставал на публике неприлично толстый бумажник, что мог бы вообще не прятать его.

Удача улыбнулась Зауру лишь под вечер, после полутора десятков подкатов разного рода жуликов и гоп-стоперов. Бывалый бандит в бронежилете, едва не лопавшемся на брюхе, – вот его цель.

Единственная лампочка, освещающая этот сектор подвала, зажужжав, моргнула.

– Покойтесь с миром. – Заур выстрелил, не вынимая рук из карманов, где только и ждали подходящего момента «микро-узи», снятые с предохранителей еще у лестницы.

Два по двадцать патронов, выскочив из магазинов, чуть ли не мгновенно лишились своих пуль, из-за чего в клочья разодрало не только плащ палача, но и плоть грешников. Заур дернул головой влево – и мимо, едва не провалив ему затылок, порхнул в подвальный полумрак ржавый арматурный прут. Это была единственная контратака. Больше никто даже не попытался дать отпор – не ожидали такой прыти от тощего очкарика-хромоножки. Пришлось разок перезарядиться и повернуться вокруг своей оси, чтобы никто – кроме толстяка-урода в бронике и мальчишки – не остался без своей порции полуоболоченных стальных сердечников.

И двух секунд не миновало, как бандиты – за редким исключением – отошли в мир иной, и не в горние выси, но куда глубже фундамента отправились их неправедные души. Пустые магазины упали на пол, с щелчками их заменили полные. Лишь только после этого Заур сунул «микробиков» – так ласково он называл свое оружие – в кобуры под мышками.

– Опять пришивать новые карманы. В шестой раз за неделю. – Он шагнул к толстяку, которому бронежилет помог, как пойманному карасю – подсолнечное масло на сковороде. Если бы из продырявленного живота вместо коктейля из лимфы и эритроцитов тек жир, раненый уже избавился бы от всех излишеств на талии. – Ну да оно того стоит, верно?

В ответ послышались отборнейшие проклятья, перемежаемые богохульством. Закончился монолог хрипами и бульканьем, когда изо рта толстяка хлынула кровь.

Чуть в стороне, забившись в угол, жалобно скулил пацан.

Больше живых, не считая крыс и самого Заура, в подвале не было.

– С-су-к-к-а-а… – слово буквально выплеснулось изо рта бандита в бронике.

Похоже, у палача не так уж много времени, чтобы поговорить с ним по душам. Заур присел на корточки рядом с умирающим грешником.

Из угла раздалось что-то вроде рычания. Палач скосил взгляд. Это пацан. Подобрался весь, сжал кулаки:

– Не надо! Не трогайте папу!

У толстяка, значит, есть сынок?.. Заур на миг задумался. Впрочем, это ничего не меняет.

Он достал Знак, сунул умирающему под нос, чтобы точно увидел. Знак этот простой, издалека узнаваемый. Что-то вроде рыцарского щита, основы с герба средневекового крестоносца. На щите – выпуклое изображение деревянной колоды, рядом с ней стоит человек в колпаке, закрывающем лицо, но с прорезями для глаз. В руках у человека здоровенный топор. И крупно сверху надпись красной запеченной эмалью: «Закон суворий, але це закон»