Земля Тиан - [20]

Сэр Арчибальд, крепко нажимая на карандаш, чертил толстую красную черту на карте… Начинаясь в Шанхае, она шла вдоль Ян Цзе Киана[13] до Ханькоу, сворачивала оттуда вглубь провинции Хунань, снова поднималась к северу, извилисто тянулась по реке Юань к границе Гуй-Чжоу и пересекала ее. Почти доведя эту черту до городка Чен Яна, сэр Арчибальд внезапно остановился и обернулся к Дорогову.

— Где-нибудь здесь, господин инженер, вы, вероятно, свернете в горы.

Дорогов побледнел.

«Неужто Зайковский проговорился? Быть не может!» Хеддльсбюри остановил свой карандаш возле Чен Яна, очевидно, случайно.

— Мы едем в западную часть провинции, — храбро соврал Тенишевский, — нет нужды скрывать от вас район.

— Отлично, — согласился Хеддльсбюри и снова повел свой карандаш по карте. — Тогда вы обязательно проедете Гуй-Ян. Это будет приблизительно через 50 дней по выезде вашем из Шанхая. Бурильная машина понадобится вам не ранее 10-го, 15-го августа, то есть когда вы уже наметите пункты бурения. Более портативные инструменты вы возьмете с собою. Это мы тоже обсудим детально. All right! К 15 августа машина будет доставлена в Гуй-Ян с юга способом, который я уже наметил. По частям вы перевезете ее в горы и там, на месте, соберете. Я дам вам адрес британского торговца в Гуй-Яне и через него вы будете сообщаться со мною. Технического помощника я дам вам отсюда.

— У г-на Дорогова есть технический помощник, который служит у него много лет, — снова соврал Валериан Платонович, — лишний человек только увеличит расходы.

— Да, — поддержал его Павел Александрович, — вполне достаточно будет, если поеду я, г-н Тенишевский и мой постоянный помощник.

Хеддльсбюри не возразил.

— Maskee[14], — небрежно бросил он, — это не важно.

Но по тому невольно резкому жесту, которым он отложил в сторону карандаш, можно было заключить, что это для сэра Арчибальда, наоборот, очень важно. Тем не менее, он не нашел нужным настаивать.

— Итак, господа, собирайтесь в путь. В среду утром я буду ждать вас для окончательного выяснения деталей. Теперь же прошу извинить меня. В шесть часов я должен быть по делу в другом месте. Позвольте на прощание предложить вам выпить по стакану виски за успех нашего дела.

И, в первый раз за все время, сэр Арчибальд Хеддльсбюри улыбнулся.

* * *

Прохладный ветер, пронизанный пылью тумана, вздымал маленькие пенистые волны. Мутная, испещренная пятнами водоворотов поверхность реки быстро темнела. На мачте, над рубкой рулевого, зажглась электрическая лампочка, скудно осветив замысловатый, весь опутанный цепями якорный шпиль и прикорнувшего возле него китайца-матроса. Вдали, на берегу, сквозь туман замелькал сигнальный огонек.

Елена стояла на носу парохода над черным, грузно повисшим якорем. В стороне на опустевшей палубе раздавались голоса. Переводчик Ван разговаривал с Неволиным. Беседа их носила довольно странный характер. Скрипач знал два-три слова по-китайски и кое-как понимал английскую речь. Ван с таким же совершенством владел русским языком. Тем не менее, разговаривали они с большим оживлением. Елена невольно прислушалась.

— Воды Амур ходи, — рассказывал Неволин, для чего-то коверкая русскую речь, — шибко большой река, тады, понимаешь? (Он разводил руками, показывая наглядно ширину Амура). Ну, а ваша эта Ян Цзы как будто даже больше. Понимаешь? Биг?! Чега Амур — сё, смолл уотер, — ну, конечно, тоже мое почтенье, — а Ян Цзы тады-тады. Воды канка, как бы это сказать, — в первый раз. Понимаешь, ига?.. Ига канка…[15]

Ван слушал внимательно.

— Иес, иес, — отвечал он по-английски, — вы хотите любоваться рекою один? Пожалуйста, я спешу удалиться.

— Куда же ты?..

Неволин ухватил его за рукав.

— Ты, брат, что-то не так понял. Я насчет реки… Шима?? — воскликнул он вдруг и указал пальцем на воду. — Ишь, как крутит!

Ван тоже наклонился над бортом, внимательно глядя вниз и ничего, кроме воды, там не видя.

— Крутит, понимаешь? — толковал Неволин. — Омуты какие! Шима, шима? — допрашивал он Вана. — Шима это, говорю?

Он делал в воздухе быстрые круги пальцем и указывал за борт. Река, действительно, образовывала в этом месте огромные водовороты. Течение, все затянутое темными расползающимися кругами, почти не было видно. Пароход, тяжело вздрагивая, пересекал эту сеть по диагонали, от одного берега к другому.

Ван, наконец, понял и радостно закивал головой.

— Понимаю, понимаю, — заговорил он, поминутно перескакивая с английского жаргона на невозможный русский, — это очень плохое место! Тут живут старики… Два старика… Очень старые старики. Они живут на дне. Там у них квартиры. Две квартиры. В одной — один, в другой — тоже один. Когда ночь — они выходят, сидят на дне и играют в шашки. Всю ночь играют и никто не должен им мешать. Если пароходы идут наверху, они сердятся и мутят воду. Никакой умный капитан не идет здесь ночью. Все останавливаются и ночуют выше или ниже этого места. Наш капитан, наверно, иностранец, поэтому он не останавливается. Это очень нехорошо! Очень нехорошо. Я боюсь, что мы не будем иметь удачи. Но иностранцы всегда так: ни с чем не считаются. Это очень сердитые старики! Как можно их тревожить?