Земля, омытая кровью - [8]

В морскую пехоту

В Геленджике многое напоминает южное побережье Крыма. Курортный городок, утопающий в зелени, окруженный живописными лесами и виноградниками, раскинулся на берегу овальной бухты с узким выходом в море между двумя мысами: крутым, обрывистым Толстым и более пологим Тонким.

На наших картах были помечены два Геленджика. Второй — центр курортного района — вырос неподалеку от города — порта и получил пикантное название — Фальшивый Геленджик. Теперь он был избран местом формирования новых частей.

Ранним утром мы сошли с корабля. Мой спутник, полковой комиссар Рыжов, осмотрев контуры спящего города, склоны невысоких прибрежных возвышенностей, подернутые туманной дымкой, меланхолично произнес:

— Тишина…

Однако тишина в это утро вовсе не располагала к покою и благодушию. Думалось о том, что ждет впереди.

Мы направились в политотдел Новороссийской военно — морской базы. Шли по городу, уже наполовину разрушенному вражескими бомбардировщиками.

Политотдел размещался в двухэтажном школьном здании. Заходим в большую светлую комнату, о недавнем прошлом которой напоминают и парты, сдвинутые в угол, и классная доска, на которой даже сохранилась выведенная детской рукой недописанная фраза.

За учительским столом склонился над картой военком базы полковой комиссар И. Г. Бороденко. Заместитель начальника политотдела батальонный комиссар А. И. Кулешов, заглядывая в карту, развернутую перед военкомом, что — то с жаром доказывает ему.

При нашем появлении Кулешов умолк и радушно кивнул. Военком ответил на наше приветствие с усталой улыбкой. Рыжов выложил перед ним партийные и комсомольские документы наших частей и подразделений, переданных отныне в состав Новороссийской военно — морской базы. Из личного состава остальных частей формировались четыре батальона морской пехоты.

Мы отправились в подразделения, расположившиеся на берегу Геленджикской бухты и на южной окраине города. Краснофлотцы и командиры, мои друзья, засыпали меня вопросами, но ответить им можно было пока лишь одно: долго тут сидеть не придется, враг осаждает Новороссийск.

Началась кропотливая работа по формированию частей и подразделений, сразу же отправлявшихся в бой. Я читал списки личного состава поредевших батальонов и батарей, говорил с политработниками, командирами, краснофлотцами. Кого куда определить? Этот вопрос решался быстро: краснофлотцы и командиры сами просились в морскую пехоту.

В морскую пехоту! Это значило — немедленно в бой, трудный и опасный. Это и было сейчас страстным и единодушным желанием моряков.

Иногда даже возникали споры с морскими специалистами, которые подбирали людей для спецподразделений. Они возражали против отправки в морскую пехоту радистов, электриков, механиков. С этим, конечно, нельзя было не считаться, но оставляли все же немногих, да и сами краснофлотцы сейчас предпочитали одну специальность — автоматчика. Я видел, как командир дивизиона береговой обороны капитан Бекетов обрадовался, встретив своего радиста, и предложил ему отправиться к рации. Здоровенный парень смущенно оглянулся на стоявших вокруг друзей и выпалил:

— Что вы, товарищ командир… Разрешите доложить: я теперь — морская пехота. В бой идем, руки зудят!

Стоявший неподалеку командир решительно подтвердил:

— Все, товарищ капитан! Этот боец зачислен в мою роту…

Много помогали нам в формировании батальонов командир Новороссийской военно — морской базы Г. Н. Холостяков, член Военного совета Азовской флотилии бригадный комиссар С. С. Прокофьев и начальник политотдела полковой комиссар В. А. Лизарский.

Подразделение за подразделением заканчивали формирование, экипировку и отправлялись в Новороссийск. В один из тех дней я встретил Цезаря Куликова. Он стоял озабоченный у распахнутых дверей склада. Поздоровавшись, кивнул в сторону краснофлотцев, грузивших в машину тюки с обмундированием:

— Вот, дали кое — что. Не густо, конечно, но все же…

305–й батальон после эвакуации был пополнен быстрее других и первым отправлялся в район боев.

На мой вопрос, как он оценивает сейчас состав батальона, Куников ответил, помедлив:

— Поживем, повоюем — увидим… Пополнение хорошее, но, конечно, жаль тех, кто уже отвоевались…

Он помрачнел, вспомнив, очевидно, погибших под Темрюком. Там пал смертью героя и друг Куникова политрук Г. З. Безухин. Бывший преподаватель истории, на фронте, как и Куников, он впервые стал командиром и показал незаурядные воинские способности. Под Курчанской его рота, прикрывавшая отход батальона, несколько часов отважно дралась в окружении и выполнила боевую задачу. Безухин был ранен и продолжал руководить боем. Он вывел роту из окружения, но сам был смертельно ранен.

— А в общем, — мрачно, но твердо заключил Куников, — мы, хотя и многих потеряли, свое дело там сделали. Маршал Буденный прислал нам в Темрюк телеграмму. Известил, что, по данным разведки, наши три батальона уничтожили в Темрюке больше 80 процентов солдат и офицеров двух румынских дивизий. А после этого в одном только бою 23 августа уложили еще тысячи полторы гитлеровцев, и немцы до утра не решались входить в оставленный нами Темрюк — боялись новых атак. И преследовать нас не стали… Потом уже, опомнившись, двинулись на Тамань…