Земля надежды - [46]

— Пойди распорядись, чтобы нам приготовили к…комнаты, — велел король.

Джон замешкался.

— Я должен вернуться домой, — сказал он. — Я распоряжусь, чтобы все было сделано так, как вы пожелаете, и потом отправлюсь домой.

Король едва заметно повел рукой, что означало «нет».

Джон колебался.

— Ос…оставайся, пока здесь не установится хоть какой-то порядок, — невозмутимо сказал король. — Скажи им, чтобы приготовили наши личные покои и обед.

Джону ничего не оставалось делать, как только поклониться, осторожно отступая, удалиться и отправиться выполнять его приказания.

Сделать, собственно говоря, можно было немногое. Во всем дворце нашлась только одна кровать, достойная их.

И вот король, королева и оба наследных принца вынуждены были устроиться на ночь в одной постели, на единственной проветренной простыне в целом дворце.

Обед был подан обильный, но назвать его королевской трапезой было трудно. Не было позолоченных тарелок и кубков для сервировки. Все внешние приманки монархии — гобелены, ковры, золотые блюда и драгоценности, даже богато расшитое постельное белье, все, что всегда путешествовало вслед за королем по всей стране, — все осталось в Уайтхолле. В пустовавших дворцах оставались только вещи средней руки, и Хэмптон-Корт не был исключением. Королева ела из оловянной посуды с видом оскорбленного достоинства.

Обед подавали кухонные работники и придворные скромного происхождения и положения, которые присматривали за дворцом в отсутствие короля. Они подавали блюда согласно этикету, преклонив колено, но все церемонии на свете не могли скрыть, что на оловянных блюдах, которые ставились на простой дощатый стол, подавали всего-навсего хлеб и мясо.

— Завтра ты будешь сопровождать меня и королеву в Виндзор, — сказал король, закончив обед. — А оттуда в Дувр.

Традескант, сидевший за нижним столом, встал со скамьи и припал на колено на засохший тростник, покрывавший доски пола.

— Да, ваше величество.

Он держал голову низко, чтобы не было заметно его изумление.

— Проследи, чтобы лошади были готовы на рассвете, — приказал король.

Королевская семья поднялась со своих мест за верхним столом, находившимся на подиуме, и покинула парадный зал через дверь сразу за столом. Их гостиная наверняка была холодной и полной дыма из-за дымохода с плохой тягой.

— Они что, бегут? — спросил у Джона один из придворных, когда тот поднялся с колен. — Все сразу?

Джон посмотрел на него с ужасом.

— Они не могут так поступить!

— Им что, было так необходимо бежать из Лондона? Как трусам?

— Что вы можете знать об этом? Настроение сброда, собравшегося вокруг Уайтхолла, было достаточно воинственным. Были моменты, когда я боялся за их жизнь.

— Чернь! — презрительно усмехнулся придворный. — Они могли бросить им кошелек с золотом, и настроение тут же поменялось бы. Но если они бежали из Лондона, они могут совсем покинуть страну? За этим они торопятся в Дувр? Сесть на корабль, идущий во Францию? А что тогда будет с нами?

Джон покачал головой.

— Сегодня утром я расстался с женой перед конюшней в Ламбете, — сказал он. — Я едва понимаю, где я сам сейчас нахожусь, не говоря уже о том, чтобы рассуждать, что станется с королем, королевой и их королевствами.

— Что ж, бьюсь об заклад, они спасаются бегством, — бодро заявил молодой человек и добавил совсем тихо: — И скатертью дорога.

Потом он щелкнул пальцами, подзывая свою собаку, и вышел.

Путешествие в Дувр было долгим, утомительным и холодным.

Укутанная королевская семья ехала в карете, а Джон, держась за ремень, стоял на запятках, на месте ливрейного лакея. К тому времени, когда карета, грохоча, вкатилась в замок в Дувре, пальцы Джона посинели, холодный ветер выбивал слезы из глаз, каждая косточка на лице болела так, будто у него была лихорадка. Со своего места позади кареты он слышал из-за стука колес, как королева на всем пути по длинным замерзшим дорогам нескончаемо жаловалась.

Ту ночь они спали в замке Дувра, в лучшем комфорте. Потом целую неделю не трогались с места, не в состоянии принять никакого решения. Вначале ждали известий, потом решили плыть во Францию, пропустили прилив, передумали, снова стали ждать свежих новостей.

После беспорядков в Лондоне придворные мало-помалу собирались в Дувре, вельможи прибывали из своих поместий.

Каждый имел свое мнение, всех король выслушивал с истинно королевской любезностью, но прийти к единому мнению никак не могли — никто не был в состоянии действовать.

Пока в течение этой недели промедления король и королева бросались от одного решения к другому, к ним присоединилась одиннадцатилетняя принцесса Мария, которая должна была отправиться в плавание к своему жениху в Голландию. И обнаружила, что королева, ее мать, была крайне зла на дочь за то, что та собиралась выйти замуж за протестанта и покинуть семью в трудный час. Принцесса Мария не пыталась возражать матери и вести себя непокорно, но куксилась в красноречивом молчании.

На рассвете из Тауэра привезли два тяжелых мешка. Джон ни о чем не спрашивал, но по суровому выражению лица стражника, который ни на мгновение не выпускал мешки из виду, предположил, что король отсылает сокровища страны за море, вместе с женой, и что ростовщики Европы будут снова кружить над драгоценными камнями Англии, как ястребы над жертвой.