Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка - [12]

Пятистенный дом со двором и постройками вырос за одно лето. Была у Семена старшая сестра. Но в Апрельский она приезжала только на каникулы, а зиму проводила в районном центре — училась в десятилетке. Отец Семена работал шофером, мать — на приемке леса. Не хотел уходить на пенсию и дедушка. Поэтому семья собиралась дома лишь вечерами да по праздникам, а в обычные дни там полновластно хозяйничал Семен.

У Семена была хоть и небольшая, но отдельная комната. В ней хранилось все его добро: такой же, как у Мишки, ящик, наполненный гайками, болтами и трубочками, ящик с инструментами. Над кроватью висела малокалиберная винтовка, над окном в проволочных деревянные садках пинькали, посвистывали, стрекотали чечетки, щеглы, жуланы, по стенам были развешаны западни самых разнообразных форм и конструкций: на два и на три жила, четырехжильные, пятижильные, с открытыми, с потайными пружинами… Некоторые из них были сделаны Мишкиными руками. Когда-то Мишка увлекался птицами, но стало недоставать времени, и он охладел к ним, отдал садки, западенки, подсадных птиц и сетки Семену.

Деньга, пристрастившись к чему-нибудь, надолго оставался рабом своей привязанности. И так как увлечений хватало с избытком, он был оплетен ими, как паутиной.

— Хотите, ребята, картошкой угощу? — радостно предложил он и, не дождавшись ответа, пошел в кухню. Отвинтил тяжелую чугунную дверцу у голландской печи, перекидал на горячий под полтаза отборной картошки, аккуратно огреб золой и углями.

Мишка и Олег еще недостаточно знали друг друга и, оставшись с глазу на глаз, чувствовали себя скованно. Первым нарушил молчание Олег. Тихо насвистывая, забарабанил пальцами по столу. Мишка обратил внимание, что руки у него большие, но очень белые, очень чистые, а пальцы длинные и тонкие.

— Ну и скучища тут!..

Было непонятно, то ли самому себе говорил это Олег, то ли ему, Мишке, то ли просто для того, чтобы только не молчать. Мишка ничего не ответил. Тогда Олег повернулся к нему и спросил:

— Ты давно живешь в поселке?

Мишку удивил вопрос: «Давно ли? Даже спрашивать смешно!»

— Тринадцать лет.

— Фью!.. — сочувственно присвистнул Олег. — И все время тут и тут?

— Я в Апрельском родился.

— Да? Не завидую… А я считал: мы ровесники. Оказывается, я на год тебя старше. Но все равно ты должен бы учиться в шестом классе.

— Когда мне было семь лет, ребята ходили в Талую. У нас школу открыли только на следующий год. И хворь на меня в ту зиму навалилась: то свинкой заболею, то коклюшем, Так и пропал год.

— Тут заболеешь, — снова посочувствовал Олег.

— Нет, тогда уже неплохо было. Дома стали строить, из бараков переселять.

Олег засмеялся.

— «Неплохо было»! А тебе, брат, телевизор смотреть приходилось? — И, с улыбкой глядя на растерявшегося Мишку, сокрушенно покачал головой: — Это, брат, штука!.. Где-нибудь в театре идет спектакль или концерт, а ты сидишь дома и смотришь, как в кино. У нас был телевизор. Бабушке оставили.

— Он и в Москве жил! — ворвался в разговор Семен. — Расскажи, Олег!

— Москва что! Она на любителя. Мне Москва не нравится: очень шумно, простора мало. В Молдавии жилось лучше. Солнца хоть отбавляй, не то что эта морозилка. У нас своя «Победа» была, и виноградник при доме. А фруктов завались! Они там дешевле стоят, чем здесь картошка. Ни в жизнь бы оттуда не уехали, да у батьки что-то на работе стряслось… Да и по мне, на одном месте сидеть — хуже худшего. Путешествовать лучше — разные края, города… Всего насмотришься.

Мишка ничего не знал о солнечной Молдавии, а для Олега она была лишь небольшой частицей того, что ему довелось повидать.

Потом они ели печеную картошку с солью и со сливочным маслом, пили чай с мороженой брусникой. Семен и Мишка слушали, а Олег все рассказывал и рассказывал: о московских театрах и стадионах, о метро, о школах, в которых учеников больше, чем жителей во всем поселке Апрельском, о дворцах пионеров, о южных курортах… По его словам, он исколесил чуть ли не всю страну, жил во многих городах, бессчетно ездил на поездах и на пароходах, летал на самолетах.

Семен влюбленными глазами смотрел на Олега и открыто восторгался им. Да и как тут не восхищаться! Рассказа о том, как Олег научился подражать птицам у одного старика на Урале, было бы достаточно, чтобы покорить хоть кого. А таких рассказов у Олега имелся неисчерпаемый запас. Правда, о многом он судил иначе, чем Мишка. Апрельский ему не нравился. «Ну, да что поделаешь? Батьке тут хорошо платят. Согласился поехать на три года. Закончится срок договора — и „ту-ту!“. Поминай как звали!»

Когда вечер подсинил окна, Семен и Мишка проводили Олега до дому. И только захлопнулась за ним калитка, Семен низко склонился к Мишке, восторженно зачастил:

— Видал, какой парень! Я ему о тебе, знаешь, сколько порассказал!

Олег держался с Мишкой без особого фасона. Но восторженность Семена не нравилась Мишке. Ему стало обидно за себя, за то, что он, Мишка Демин, не видел ничего хорошего. Олег многое имел. Вот и сейчас у него есть фотоаппарат, а Мишка столько лет мечтает о фотоаппарате!.. Но главное не в этом, главное в другом. Раньше Мишка уважал себя, гордился тем, что живет в Апрельском со дня его основания. Олег наполнил его душу сомнениями. Что здесь хорошего? Ну, вырастет Мишка, станет механизатором, станет работать на лесопункте. Будут валиться на землю сосны, столетние кедры и лиственницы, будут урчать на лесосеках тракторы, будут каждую зиму подниматься на нижнем складе штабеля леса. И так из года в год. А где-то — большие города, большая, неведомая Мишке интересная и необыкновенная жизнь… Олег не останется в Апрельском, он знает, где лучше.