Земля лунной травы - [40]
Бабушка звала ее с крыльца в дом уже несколько раз. Стало еще холоднее, надо было принести из сарая дров и протопить голландку, а бабушке самой некогда было это сделать, торопилась связать Наташе свитер. Ей почему-то казалось, что без этого свитера Наташа непременно простудится до смерти на таком холоде, хотя Наташа была очень тепло одета.
Когда сегодня Наташа шла от опушки леса через поле, бабушка Дуся опять встречала ее на крыльце. Она стояла там долго и прозябла в старенькой кофте и бумазейном платье — может быть, потому и казалось ей теперь, что Наташа пропадет от холода без этого, связанного ее руками теплого свитера…
— Ну что? — спросила она тревожно, как только Наташа подошла к крыльцу, и Наташу неприятно укололо то, что ее вот так сразу, еще на крыльце, встречают не задиристым «да», а этим тревожным вопросом. Значит, бабушка Дуся догадалась, что не на помидоры ходила Наташа, и не скрывала того, что догадалась. И вот теперь те новости, что должна была принести Наташа из Князьевки от Али, были для нее, оказывается, серьезнее Наташиного обмана.
— А что? — с вызовом спросила Наташа, поднимаясь на крыльцо. — Нет там никого из наших, на помидорах-то. До снега, что ли, на помидорах-то торчать? Еще и учебники не куплены…
Бабушка Дуся отступила в сени, уступая ей дорогу, и так и не сказала ни одной фразы со своим «да»…
Теперь она, торопясь, вязала в кухне у окна уже при слабом свете уходящего пасмурного дня Наташин свитер и терпеливо и не очень строго окликала ее, зовя в дом, когда очередной порыв ветра налетал с реки, крепко вдавливал слабо дребезжащие оконные стекла в старенькие рамы, скрипел и стучал разбитыми ставнями.
— Голландку обязательно протопить надо. Померзнем ночью-то.
Погода действительно круто повернула к осеннему холоду. Ветер дул ледяной, и тучи были низкие и тяжелые — те самые тучи, что родились из утренних облаков, которые так и не стали серебристыми.
Сумерки были уже синеватыми, и пелена от недалекого дождя сделала их еще темнее. Однако еще очень хорошо были видны силуэты серовато-белых домов Дайки и водокачка, на которой нынче не умер ни один солнечный луч, и крутой остров с барбарисом там, дальше, на реке…
Наташа долго всматривалась в потемневший склон острова, надеясь и боясь теперь в эти хмурые пасмурные сумерки увидеть то, что видела Аля в песчаных фигурах на склонах, — скорбных плачущих женщин. Она вглядывалась в далекие суровые очертания фигур, пока не стало рябить в глазах, но так и не увидела в них того, что увидела когда-то Аля. На берегах острова, хранящего Наташин барбарис, стояли воины…
А на месте того, который когда-то двинул ее могучей дланью по затылку, уже давно стоял другой, такой же.
Наташа стояла на крыльце долго, сама не зная, зачем она стоит теперь здесь, под холодным ветром, вглядываясь то в далекие дома Дайки, то в низкие тучи над головой, то в песчаные склоны острова, — словно ждет чего-то. Чего? Ждет, что раскаявшаяся Аля появится на дороге?
Наташа знала, что не появится. А если и появится, то все равно Наташе нечего ей сказать. Даже про Великий океан, лежащий ниже уровня Кронштадтского футштока…
Вернулась она в дом, когда бабушка Дуся уже включила электричество.
— Голландку! — тут же напомнила она Наташе, не отрываясь от вязанья. — Тяги-то нынче небось совсем нет, долго растоплять придется.
— Мне, что ли, растоплять-то? — угрюмо спросила Наташа.
— Иль забыла как?
— Вспомню!
Она накинула на себя клетчатую шаль — будто бы по дороге к сараю могла озябнуть сильнее, чем на крыльце, которое продувалось ветром со всех сторон, отметив про себя, что именно так оно и есть: с крыльца ее всегда звал бабушкин голос, и от этого было тепло.
— А она, Аля-то, — вдруг негромко сказала бабушка Дуся, не отрываясь от вязанья, и коротко вздохнула, — Аля-то… Не у тетки остановилась. Бросила она тетку-то… У дачников, говорят, живет. У городских-то… За Речной у них дача-то. Хорошая дача. Утепленная… Ну, фамилия у них то ли Амелькины, то ли Емелины.
Наташа вспыхнула и в гневе взмахнула руками под шалью, отчего и сама-то, наверно, стала похожа на большую птицу — на какую-нибудь неуклюжую гусыню или курицу.
— А мне нет дела! Мне нет никакого дела до… этой! Мне плевать! Мне совершенно все равно, у кого она там живет — у Емелиных ли, у Омелиных ли…
Она выкрикнула все это, круто повернулась и пошла к двери, за дровами. Надо было, в конце концов, растопить эту голландку, чтобы не померзнуть ночью!
— Э! — не очень громко, но сурово сказала ей в спину бабушка Дуся. — Не режь вдоль-то! Не режь!
Огонь бушевал в печке так, словно лес, собрав всю свою могучую летнюю силу, бросил ее сюда, в голландскую круглую печь, обитую уже давно слинявшими листами крашеного железа, чтобы хоть тут напоследок устроить назло Наташе бурю и столпотворение, коли осень, уже сковала его там, на воле, под холодным небом, — дрова, несмотря на сырую погоду, были сухими и горели хорошо, да и тяга была хорошей.
Наташа разворошила поленья кочергой, поколотила их, чтобы обнажить еще не сердцевину, чуточку удивившись тому, что вот на этот раз не пришлось ей привыкать ей Заново ни к кочерге, ни к пылающим в голландке поленьям.
В сборник вошли повести Галины Ширяевой «Валя и Валька», «Девочка из легенды», «Дом на Орловой улице» и рассказы «Одноклассники», «Драка», «Школьная история», «Талант», «Карикатура», «Последнее лето».
Не может и быть не должно «бесконечно далеким» для нынешних подростков прошлое их родителей, ибо живет оно не только в их памяти, — оно властно вторгается в их судьбы, напоминая о себе не только невозвратимыми утратами, но и — порою — не отомщенными обидами. И как бы ни менялась к лучшему наша жизнь, как бы тщательно ни зарубцовывало время старые раны, нанесенные давно отгремевшей войной, — не в его власти заглушить боль от этих ран, никаким ветрам не дано развеять эту боль из души народной, пока жив сам народ, хранящий в себе память изболевшегося сердца.
Никаких интересных событий не происходит в тихом маленьком городке, где живет героиня повести шестиклассница Люська. А тут еще, как назло, Люська не поехала на лето в пионерский лагерь. Но именно этим летом начнется в Люськином доме интересное и даже таинственное…
Это повести о современных девочках-подростках, в жизнь которых неожиданно врывается эхо войны. Они узнают, что подлинные герои военных лет, оказывается, живут рядом. Девочки понимают, что не должны быть в стороне от главных тревог и забот времени.Интересный сюжет повестей передает романтику поиска, связь прошлого с настоящим, преемственность поколений.
Это повести о современных девочках-подростках, в жизнь которых неожиданно врывается эхо войны. Они узнают, что подлинные герои военных лет, оказывается, живут рядом. Девочки понимают, что не должны быть в стороне от главных тревог и забот времени.Интересный сюжет повестей передает романтику поиска, связь прошлого с настоящим, преемственность поколений.
«Детская библиотека» — серия отличных детских книг с невероятными историями, сказочными повестями и рассказами. В пятьдесят первый том вошли повести Г. Ширяевой «Валя и Валька», «Девочка из легенды», «Дом на Орловой улице» и рассказы «Одноклассники», «Драка», «Школьная история», «Талант», «Карикатура», «Последнее лето».
Весёлые короткие рассказы о пионерах и школьниках написаны известным современным таджикским писателем.
Можно ли стать писателем в тринадцать лет? Как рассказать о себе и о том, что происходит с тобой каждый день, так, чтобы читатель не умер от скуки? Или о том, что твоя мама умерла, и ты давно уже живешь с папой и младшим братом, но в вашей жизни вдруг появляется человек, который невольно претендует занять мамино место? Катинка, главная героиня этой повести, берет уроки литературного мастерства у живущей по соседству писательницы и нечаянно пишет книгу. Эта повесть – дебют нидерландской писательницы Аннет Хёйзинг, удостоенный почетной премии «Серебряный карандаш» (2015).
Произведения старейшего куйбышевского прозаика и поэта Василия Григорьевича Алферова, которые вошли в настоящий сборник, в основном хорошо известны юному читателю. Автор дает в них широкую панораму жизни нашего народа — здесь и дореволюционная деревня, и гражданская война в Поволжье, и будни становления и утверждения социализма. Не нарушают целостности этой панорамы и этюды о природе родной волжской земли, которую Василий Алферов хорошо знает и глубоко и преданно любит.
Рассказ Александра Ремеза «Рассказ о любви» был опубликован в журнале «Костер» № 8 в 1971 году.
Четыре с лишним столетия отделяют нас от событий, о которых рассказывается в повести. Это было смутное для Белой Руси время. Литовские и польские магнаты стремились уничтожить самобытную культуру белорусов, с помощью иезуитов насаждали чуждые народу обычаи и язык. Но не покорилась Белая Русь, ни на час не прекращалась борьба. Несмотря на козни иезуитов, белорусские умельцы творили свои произведения, стремясь запечатлеть в них красоту родного края. В такой обстановке рос и духовно формировался Петр Мстиславец, которому суждено было стать одним из наших первопечатников, наследником Франциска Скорины и сподвижником Ивана Федорова.