Земля лунной травы - [23]
— Не трогайте, пожалуйста, — сказала она холодно, отодвигаясь.
— Гм. Простите. Кто бы мог подумать…
— Кто-нибудь мог бы и подумать!
Первый раз в жизни Наташа говорила грубости совсем незнакомому взрослому человеку.
— Гм. И давно вы с этой вашей Алей познакомились?
— Давно.
— А с Раечкой?
— И с Раечкой давно.
— И тоже стишки пишете?
В его голосе Наташа снова уловила усмешку, и ей стало жаль лопоухую Райку вместе с ее фор-брам-стеньгой.
— Я не пишу стихов. Я стихи читаю.
— Только-то? И какие же? Классику, разумеется?.. Буря мглою небо кроет… Или что там она еще кроет? Как там дальше?
Наташе мгновенно вспомнилась синяя кружка с желтыми цветами и маленькая бабушкина рука, гладившая Наташу когда-то по голове. Тогда, метельными вечерами, когда ветер выл в трубе и за окнами закручивая у крыльца снежные вихри…
Нежная эта теплая волна воспоминаний, прихлынув к ней, окончательно, накрепко отгородила ее от человека в черной кожаной куртке.
— Классику — это понятно. Классику — по школьной программе. А для души? Для сердца?
— Для вашего? — теперь уже тоже со спокойной усмешкой спросила Наташа, отгороженная от него невидимой стеной.
Он снова засмеялся и, снова протянув руку, хотел похлопать ее по плечу, но Наташа резко дернув плечом, вовремя отстранилась.
— Ну, допустим, — сказал он, очень небрежно и очень красиво закуривая сигарету. — Допустим, и в старой классике можно отыскать что-нибудь для сердца… Про зеленую дверь, например. Не читали?
— Про дверь?..
И Аля в тот грустный день их ссоры, когда она обругала барбарис клюквой, говорила что-то про зеленую дверь!
— А что за дверь? — спросила Наташа нарочно грубо, с бабушкиной сердитой интонацией в голосе — чтобы не разрушить стену, что отгораживала ее от этого дымчатого человека в кожаной куртке. — Что за дверь-то?
— Да, в общем, самая обыкновенная дверь. В самой обыкновенной стене. Запомнился одному человеку с детства волшебный сад за зеленой дверью, вот он потом всю жизнь про эту дверь забыть не мог.
— Ну и что?
— Ну и потом нашли его. В яме.
— В какой яме?
— А за забором! С зеленой дверью. Рабочие траншею этим забором отгородили. И вот, представьте себе, дверь зеленой краской покрасили. Вот он и шлепнулся. Нашел свою необыкновенную зеленую дверь с волшебным садом и шлепнулся. В яму. Насмерть. Вот такая-то клюква…
Наташа встрепенулась, толкнув коленкой стол, и большая хрустальная ваза, стоявшая на нем, покачнулась.
— Осторожно! Это — хрусталь!
В Наташином доме слово «хрусталь» произносилось часто, произносилось весело, оно было радостным, легким, в нем жило что-то от солнечного морозного дня и от прозрачного летнего утра. А здесь, в этой комнате, оно прозвучало тяжело, холодно, как-то по зловещему предупреждающе… И оно, слово это, будто мгновенно втянуло в себя и эти комнатные сумерки, и весь этот вечер за окнами, и вечернее небо, и всю эту сумрачную комнату целиком. И саму Наташу вдруг стало втягивать… Ей стало холодно, холоднее даже, чем под холодным ветром, когда бабушка Дуся сердито звала ее с крыльца… В самый раз вспомнился ей этот суровый бабушкин окрик!
— Мне пора, — сказала она. — Мне до дому долго добираться.
Она хотела сказать ему, чтобы он отодвинул свой стул и сам отодвинулся подальше, иначе она не могла пройти к двери, но не успела — в прихожей раздался звонок. Явилась Ритка.
Наташа не виделась с ней давно, с полгода. Теперь это была почти совсем взрослая девица с серыми, выпуклыми, как и у отца, глазами, взгляд которых не отключился, когда она посмотрела на Наташу. Наоборот, в них промелькнуло очень живое насмешливое презрение, такое глубокое, словно она знала про Наташу что-то такое, чего и сама Наташа о себе не узнает даже через тысячу лет. И Наташа, забеспокоившись, даже задумалась на несколько секунд: а что же такое может знать про нее Ритка?
Ритка включила лампу дневного света над диваном, но голубоватый ее свет не разбил комнатных сумерек. Наоборот, он влился в них, стал их частью.
— Это — от Раечки, — объяснил Ритке Омелин-папа, встретивший ее так радостно, словно она вернулась из опасного путешествия. — Ты, оказывается, ее разыскивала, Риточка. Что-то насчет сапожек, да? Так я уже сказал — только заграничные?
— Ты все путаешь, папочка, — лениво произнесла Риточка. — Она должна была достать вовсе и не сапожки. А сапожки, и не мои, а мамины, надо было отнести в починку. Вот я и искала Раечку.
— А при чем здесь Раечка? — довольно тупо спросила Наташа.
— Так ведь Раечка и должна была отнести их в починку, — сказала Риточка.
— Да? — еще тупее спросила Наташа. — Почему?
Молчание, которое наступило в комнате, было наполнено таким омелинским недоумением, что оно должно было кончиться чем-то нехорошим — что-то фамильное, солдатское вдруг стало просыпаться в Наташе… И хоть она все еще была обеспокоена Риточкиным взглядом, все еще копалась в памяти, опять вспомнив бабушкин сундук за печкой, все равно она почувствовала: сейчас она что-то такое сделает, сейчас она что-то такое устроит… Омелин-папа это понял и тоже забеспокоился.
— Риточка! Послушай! — воскликнул он. — А что это за Аля Шариченко?
— Ну разве ты не помнишь? — все так же лениво протянула Риточка. — Шариченко, из буфета. Ее тетка нам колбасу московскую на дачу приносила. Ну, с Дайки она. Станция такая, от нашей дачи недалеко. Там буфет хороший, лучше, чем на Речной. И конфеты носила, и колбасу.
В сборник вошли повести Галины Ширяевой «Валя и Валька», «Девочка из легенды», «Дом на Орловой улице» и рассказы «Одноклассники», «Драка», «Школьная история», «Талант», «Карикатура», «Последнее лето».
Не может и быть не должно «бесконечно далеким» для нынешних подростков прошлое их родителей, ибо живет оно не только в их памяти, — оно властно вторгается в их судьбы, напоминая о себе не только невозвратимыми утратами, но и — порою — не отомщенными обидами. И как бы ни менялась к лучшему наша жизнь, как бы тщательно ни зарубцовывало время старые раны, нанесенные давно отгремевшей войной, — не в его власти заглушить боль от этих ран, никаким ветрам не дано развеять эту боль из души народной, пока жив сам народ, хранящий в себе память изболевшегося сердца.
Это повести о современных девочках-подростках, в жизнь которых неожиданно врывается эхо войны. Они узнают, что подлинные герои военных лет, оказывается, живут рядом. Девочки понимают, что не должны быть в стороне от главных тревог и забот времени.Интересный сюжет повестей передает романтику поиска, связь прошлого с настоящим, преемственность поколений.
Никаких интересных событий не происходит в тихом маленьком городке, где живет героиня повести шестиклассница Люська. А тут еще, как назло, Люська не поехала на лето в пионерский лагерь. Но именно этим летом начнется в Люськином доме интересное и даже таинственное…
Это повести о современных девочках-подростках, в жизнь которых неожиданно врывается эхо войны. Они узнают, что подлинные герои военных лет, оказывается, живут рядом. Девочки понимают, что не должны быть в стороне от главных тревог и забот времени.Интересный сюжет повестей передает романтику поиска, связь прошлого с настоящим, преемственность поколений.
«Детская библиотека» — серия отличных детских книг с невероятными историями, сказочными повестями и рассказами. В пятьдесят первый том вошли повести Г. Ширяевой «Валя и Валька», «Девочка из легенды», «Дом на Орловой улице» и рассказы «Одноклассники», «Драка», «Школьная история», «Талант», «Карикатура», «Последнее лето».
Из глубины веков дошла к нам легенда о чудотворце и пророке Моисее. Это мифическое сказание о вожде, вознесенном библейской историей на пьедестал святости, издавна привлекает художников, писателей, композиторов, скульпторов разных времен и народов. К числу интересных, талантливых толкований библейского сюжета относится и повесть «Авирон». Для старшего школьного возраста.
Волчья лощина — живописный овраг, увитый плющом, с множеством цветов на дне. Через Волчью лощину Аннабель и её братья каждый день ходят в школу. Неподалёку живёт покалеченный войной безобидный бродяга Тоби. Он — друг Аннабель, благодаря ему девочка получает первые уроки доброты и сострадания. В Волчьей лощине Аннабель впервые сталкивается со школьной верзилой Бетти Гленгарри. В Бетти нет ничего хорошего, одна только злоба. Из-за неё Аннабель узнаёт, что такое страх и что зло бывает безнаказанным. Бетти заражает своей ненавистью всех в Волчьей лощине.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть о драматических событиях, связанных с борьбой народа манси за Советскую власть.
Лакский писатель Абачара Гусейнаев хорошо знает повадки животных и занимательно рассказывает о них. Перед читателем открывается целый мир, многообразный, интересный. Имя ему - живая природа.
«В джунглях Юга» — это приключенческая повесть известного вьетнамского писателя, посвященная начальному периоду войны I Сопротивления (1946–1954 гг.). Герой повести мальчик Ан потерял во время эвакуации из города своих родителей. Разыскивая их, он плывет по многочисленным каналам и рекам в джунглях Южного Вьетнама. На своем пути Ан встречает прекрасных людей — охотников, рыбаков, звероловов, — истинных патриотов своей родины. Вместе с ними он вступает в партизанский отряд, чтобы дать отпор врагу. Увлекательный сюжет повести сочетается с органично вплетенным в повествование познавательным материалом о своеобразном быте и природе Южного Вьетнама.