Земля - [18]

Жителям уезда памятен был такой случай. Несколько лет назад, когда стопка водки стоила пять фун[13], Ко Бен Сан собрался со своими друзьями в трактирчик. Все пили водку, и Ко Бен Сану тоже захотелось пропустить рюмку-другую. Но пить одному было как-то совестно, а угостить приятелей скупость не позволяла. Повздыхав, покряхтев, он после тяжких раздумий предложил приятелям:

— Эх, давайте-ка соберем по пять фун да выпьем по рюмке водки!..

С тех пор его прозвали «Сборщиком пяти фун».

* * *

Кроме помещиков, все население Кореи восторженно приветствовало закон о земельной реформе. Ее благотворные результаты испытали на себе прежде всего бедные крестьяне.

Сельский народный комитет, вымерив и установив общее количество земли, распределил ее по количеству членов семей между безземельными и малоземельными крестьянами.

Пак Чем Ди, кроме суходольной земли, которую он прежде арендовал у Сон Чхам Бона, получил еще семь мадиги[14] рисового поля.

— Есть ли на свете люди счастливее нас! — говорил Пак Чем Ди. — Вот возьмите хотя бы Куак Ба Ви. У него не было ни крова, ни земли. А теперь этому батраку выделили участок из земель его хозяина. А сколько таких крестьян в Корее!

Вечером в доме Пак Чем Ди собрались его сыновья — Дон Су и Дон Ун — и дочь Кан Нани. Настроение у всех было чудесное. Дон Ун, заложив руки за голову и глядя в потолок, затянул шуточную песенку, которую они всегда певали на досуге.

— Вот и мы получили землю! — певуче заговорила своим звонким голоском Кан Нани. — Если мы хорошо будем обрабатывать свои участки — как мы заживем! Ты ведь охотно займешься рисоводством, Дон Ун?

— Да разве только один он? У меня тоже руки чешутся! — вмешался в разговор старший брат, Дон Су.

— Давайте сегодня же начнем вывозить навоз в поле!

— Подождите, ребята, не торопитесь! Послушаем, что скажет завтра отец!

Безысходная нищета была прежде уделом семьи Пак Чем Ди. Земли своей они не имели; жили в ветхом, покосившемся домишке. Суходольный участок, который можно было за день вспахать сохой, давал им, в лучшем случае, один сем чумизы да десяток маров[15] бобов. Половина урожая уходила на арендную плату. А в годы войны, под видом многочисленных налогов, у них отбирали почти весь урожай. Не видно было конца нищете и лишениям…

Пак Чем Ди послал на заработки своего первенца Дон Су, едва ему исполнилось девять лет. Мальчуган косил траву и на своей хрупкой детской спине разносил ее — тяжелую, налитую соком — хозяевам, имевшим волов. Невесело прошло его детство. Три года назад Дон Су мобилизовали на угольную шахту Пукхэдо. Он вернулся домой лишь после освобождения Кореи. И Пак Чем Ди думал: «Бог милостив, не дал сыну умереть на этой шахте от голода и непосильного труда».

В семье Пак Чем Ди было пять пар здоровых рабочих рук. Была бы только земля, они хорошо обработали бы ее и жили бы не хуже других. Но никому раньше не было дела до того, что им нужна земля, что они не могут жить без нее.

После долгих мытарств Пак Чем Ди удалось арендовать у Сон Чхам Бона горный участок размером в один харукари[16]. С большим трудом вымолил он у помещика этот участок. Сколько кур да яиц перетаскал Пак Чем Ди, сначала чтобы умилостивить помещика, уговорить его дать землю, а затем из опасения, как бы Сон Чхам Бон ненароком не передумал и не отобрал ее обратно!

После уплаты аренды у Пак Чем Ди оставалось от урожая так мало, что его семье еле-еле хватало на полгода. Чем только они ни занимались, чтобы прокормить себя! Жена пустилась даже в торговлю… Но ничего не помогало, семья жила впроголодь.

Жена частенько ругала Пак Чем Ди, называла его безмозглым тупицей, упрекала в неумении жить. Но это были несправедливые упреки. Правда, Пак Чем Ди, по своей простоте и прямодушию, нередко попадал впросак. Но не в этом был корень зла. Ведь не только Пак Чем Ди — почти все крестьяне бедствовали и, как ни старались, не могли выбиться из нужды. Смех, радость, веселье были редкими гостями не только в доме Пак Чем Ди. Зато нужда и голод не оставляли крестьянских домов. Ничем не баловала крестьян судьба-злодейка: не матерью, а злой мачехой была она беднякам. Без устали карабкались они по крутизнам жизни — и все новые перевалы, один выше другого, вставали на их пути. Устав, измучившись до предела, они махали на все рукой и, словно в тяжелом сне, тянули трудовую лямку. Так вот и жили: не зная радости, потеряв надежду, всякую веру в свои силы. Порой они пытались утешать себя тем, что в трудностях и состоит радость жизни, что есть какой-то смысл и в их унылом существовании. Радуйся, мол, тому, что живешь, трудишься, что есть у тебя семья… Но это были тщетные попытки обманутых людей уверить себя, что они не обмануты.

Вконец разорили корейскую деревню японские хищники. Двойной, тройной гнет иноземных и своих захребетников согнул в три погибели корейских крестьян. Выращенный ими рис отбирали японцы. Крестьяне разводили шелкопрядов — и коконы сдавали японцам; сеяли мак, коноплю, табак — и сдавали японцам. Иного выхода не было: их принуждали это делать, и они это делали. Их единственная вина заключалась в том, что они трудились не покладая рук. За это их обрекали на голод и нищету. А те, кто ничего не делал, кто сидел сложа руки — помещики, чиновники, коммерсанты, — бесились с жиру.