Земля - [159]

— Нужна ты здесь, как собаке пятая нога! Ишь, взяла себе привычку: то перед одним лебезит, то перед другим! Разве это дело?

— Перед кем это я лебезила, а? Ох, и чего только не наслушаешься от людей! Нашел, с кем сцепиться! — язвительно усмехнулась мать Сун И. — Со слабой женщиной!..

— Да разве я первый начал? — вскипятился Ко Бен Сан. Размахивая трубкой, он наступал на мать Сун И. — Это ты влезла в чужой разговор!

— Вы начали говорить такое, что просто нельзя было не вмешаться. Ну, скажите на милость: если уж у вас не первый разряд, то чьи же участки могут пойти по первому разряду? Спросите любого, и он вам скажет то же, что и я!

— Ну, ладно, хватит вам, — унял спорщиков Куак Ба Ви. — Вы вот говорите, — обратился он к Ко Бен Сану, — что ваш участок не подходит под первый разряд, и просите дать вам на разряд ниже. А мы все согласились между собой, что уж кому-кому, а вам надо платить налог по первому разряду!

— А почему же именно я должен платить по первому разряду? Я не смогу уплатить такого налога. Не смогу — и все. И заявляю об этом во всеуслышание, при всех членах комиссии!

— Хорошо. Значит, вы считаете наше решение несправедливым и отказываетесь от уплаты сельхозналога? Ну, если вы на этом настаиваете, мы найдем более точный способ решения этого вопроса.

— Это какой же такой способ?

— А вот какой. Вы ведь знаете, что по закону сельхозналог устанавливается в размере одной четверти всего урожая. Так? Больше взимать никто не имеет права. Вот я и предлагаю: после того, как снимете урожай и обмолотите зерно, вы сдадите четвертую часть его. И уж тогда никому не будет дела, сколько риса вы снимете: десять или двадцать семов!

— Вот это верно! — закивали головами члены комиссии. — Лучше и не придумаешь!

Ко Бен Сан придерживался, однако, иного мнения. Он некоторое время молчал, прикидывая что-то в уме, а когда заговорил, в его голосе послышались заискивающие нотки:

— Почему же это вы хотите только с меня взять налог после обмолота? Нет, вы уж лучше посчитайте мое поле разрядом ниже, и дело с концом.

По приблизительным расчетам Ко Бен Сана выходило, что сдавать сельскохозяйственный налог после обмолота еще невыгодней, чем по первому разряду. Он получит с поля самое меньшее сорок мешков риса. Значит, десять из них нужно будет отдать в уплату налога. По первому же разряду выходило меньше. Ко Бен Сан опасался, как бы ему не остаться в проигрыше.

— Нет, это не пройдет! — снова вспылила мать Сун И. Ее возмущали змеиные увертки Ко Бен Сана. — Если снизить разряд для вашего участка, то давайте уж тогда снижать всем… Да есть ли у вас хоть капля совести, а? Кому же и платить по первому разряду, как не вам? По всей деревне не найдешь таких полей, как ваши.

— А ты помолчи, плебейское отродье! У вас на низине вон какой рис вырос! Колосья так тяжелы, что даже стебли ломаются! А вы, небось, еще три года не будете платить никакого налога! Об этом-то ты забыла, да? А с человека, который мается на своем стареньком участке, вы хотите содрать налог по первому разряду? Почему? Да только потому, что у него уродилось немного риса? И как только тебе не совестно, жадюга ты этакая!

Ко Бен Сан снова начал размахивать своей трубкой. И мать Сун И снова ринулась в наступление.

— И от кого я это все слышу! Ну, ясно теперь, почему он бесится! Зависть заела! Он, видно, ночей не спит из-за того, что у нас на низине богатый урожай, что мы на три года освобождены от налога! Да разве мы сами это выдумали? Мы освобождены по закону. Если правительство издало такой закон, стало быть, так нужно. А он вопит, словно кто залез ему в карман! Да какое тебе дело до наших полей? Что ты тычешь ими людям в глаза? Ишь какой выискался.

Ко Бен Сан метался, словно вол на лугу, охваченном пожаром. Он исступленно кричал, топал ногами.

— Как ты смеешь меня срамить! Для тебя, видно, и старших нет, невоспитанная ты баба! Ох, чего только не увидишь на своем веку!

— Ладно, пусть я невоспитанная… Ты-то уж больно воспитанный! Чем на других пенять, оглянись-ка лучше на себя!

— А что ты можешь про меня сказать? Что я такое сделал?

— Сам знаешь, что! Послушайте-ка, люди добрые! Видали ли вы когда-нибудь такого идиота, который бы молился Лесному духу о том, чтобы тот послал на наши поля засуху? Такого дела от веку у нас не было!

У Ко Бен Сана так и екнуло что-то в груди.

— Ты… Что это ты плетешь, глупая баба?

— Плету, говоришь? А кто это просил Лесного духа сделать так, чтобы целинные поля сгорели от засухи? Не ты ли? Взбредет же такое в старую дрянную башку! А теперь он хочет запутать нас с этими разрядами и увильнуть от налога! Ах ты, старый скряга!

Мать Сун И вывела Ко Бен Сана на чистую воду. Ошеломленный таким неожиданным оборотом дела, он растерянно бормотал:

— Да кто ж это молился? Что ты — рехнулась?

— Я-то не рехнулась! А вот ты, видать, спятил на старости лет! Не ты, скажи, молился Лесному духу ночью, двадцатого числа прошлого месяца? Будешь отказываться, я могу и свидетелей найти!

— Н-ну… я… Ну, молился. Но о чем я молился? Я ведь о другом молился… Да… И не стоит здесь об этом говорить.

Ко Бен Сан воровато озирался; у него был такой вид, словно он очутился перед людьми голым и крохотной тряпицей старается хоть как-то прикрыть свою наготу; но чем больше он старается, тем больше видно всем, что он голый.