Земля и звезды - [15]

С тех пор они часто музицировали вместе. Федор Александрович обычно размягчался, становился домашним, правда, и в музыке иногда проявлялся его своенравный характер. Бывало, понравится ему нота, и он тянет ее два, четыре, шесть тактов, не обращая внимания на недоумение аккомпаниатора, по натуре педантичного и безупречно точного.

А однажды в разгар такого домашнего концерта профессор вдруг положил на рояль смычок и закричал:

— Это Скиапарелли врет, не может, чтобы такая колбаса держалась около Солнца!

— Федор Александрович, опомнись, что с тобой? — испугалась Анна Дмитриевна, жена.

— Скиапарелли врет! — повторил убежденно Бредихин и позвал Павла к столу, заваленному рукописями, журналами, книгами.

Павел и так все понял: Бредихин, водя смычком, думал о своем давнишнем споре с итальянским астрономом Скиапарелли, который тоже занимался кометами и метеорами. Кстати, и Павел, ударяя пальцами по клавишам, поглядывал в окно: кажется, погода разгулялась, в небе появились звезды, и ночью он займется красным пятном Юпитера…

Мостки вздрогнули, качнулись, пароход отчалил, шлепая плицами, унося неяркие огни в бездонную темень Волги. Пассажиры разбрелись, ночь быстро поглотила их, и только астрономы с подсобными рабочими остались на пустынном берегу.

Юрьевец притаился где-то впереди, под темнеющей горою, едва обозначенный редкими, разбросанными огоньками. Под ногами хлюпало. Небо, почти сплошь затянутое облаками, не сулило ничего хорошего.

Можно бы, оставив охрану возле оборудования, скоротать остаток ночи в тепле, но уходить не решились. На пристани астрономов встретил служащий телеграфа Сергей Сергеевич Войков, «любитель небесной науки», как он представился.

Войков держался смущенно и уважительно и был очень доволен, что встретил настоящих астрономов. Прикрывая их от моросящего дождя большим черным зонтом, он встревоженно сообщил:

— В городе неспокойно. Обыватели всполошились. Астрономы, говорят, противогосподнее действо замышляют. Изгоним антихристов, не допустим!

— М-да, — процедил Аристарх Аполлонович Белопольский, назначенный руководителем экспедиции и опасавшийся всяких сюрпризов, способных повредить исследованиям. — В России в моде охота на еретиков. К счастью, у нас на кострах не сжигают, а дрекольем по спине пройтись могут. Вы готовы к этому, Павел Карлович?

— Обойдется, — ответил Штернберг. — Полагаю, слухи преувеличены.

Белопольский был старше Павла Карловича лет на десять, астрономией увлекся рано, в студенческую пору, попал на глаза Бредихину, который и предрешил его будущее.

Плечистый, большелобый, с редкими, зализанными волосами, еще больше подчеркивавшими его крупные черты, Аристарх Аполлонович и богатырским ростом, и крепким телосложением был сродни Штернбергу. У обоих была природная хватка к наукам и ремеслам. Возможно, это и побудило Федора Александровича послать их вместе в трудную экспедицию.

От реки тянуло сыростью. Рассвет медленно вытеснял мглу. Она уползала туда, к горе, где просыпался городишко.

Первыми пожаловали пристав с двумя городовыми.

— Охрана, — кивнул пристав на городовых. — Обратились по начальству насчет полуроты солдат. Посулили.

На берегу вырастал лагерь: небольшую территорию окружили штакетником, распаковали аппаратуру. Штернберг прикрепил к фотогелиографу деревянный ящик с четырьмя объективами разной светосилы.

— Гелиограф как будто и не путешествовал, в образцовом состоянии, — порадовался Павел Карлович. Он сам его упаковывал, пеленал, как младенца.

— Было бы что снимать.

Белопольский хмуро поглядывал на низкие тучи, на толпы зевак, собиравшиеся у штакетника.

— Вы пессимист, Аристарх Аполлонович. — Штернбергу не хотелось верить в неудачу экспедиции. — Пессимист и мастер повсюду находить темные пятна.

Белопольский наконец улыбнулся; намек насчет пятен был ему приятен. Недавно он защитил диссертацию «Пятна на Солнце и их движение» и получил степень магистра.

— Между прочим, вы тоже специалист по пятнам, — парировал Аристарх Аполлонович.

Оба весело рассмеялись. Штернберг перед самым окончанием университета был удостоен золотой медали за свою студенческую работу «О продолжительности вращения красного пятна Юпитера».

Между тем толпа у штакетника росла и вела себя все более воинственно. Городовые покрикивали:

— Поддай назад! Не велено!

— А загубить нас велено? На всевышнего руку подымать велено?!

— Не шуми, Пантюха! — унимал городовой парня. — Начальству виднее!..

Когда Бредихин поручил Штернбергу собираться в Юрьевец, на полное солнечное затмение, он сказал:

— Ну-с, оборудование не подведет, не подвело бы небо.

Сам Федор Александрович тоже выехал на Волгу и прислал малоутешительную телеграмму: сплошная облачность!

Пожалуй, в самом выигрышном положении оказался химик Дмитрий Иванович Менделеев. Он обосновался в Клину и решил подняться на воздушном шаре. Его облака не пугали.

Белопольский еще в дороге разбередил память всякими примерами и случаями, когда экспедиции подолгу готовились, совершали большие путешествия, чтобы расположиться в удобном для наблюдений месте, а в последний момент небо заволакивали тучи, и все рушилось. Однако никто не полагал, что экспедицию может сорвать враждебность населения. Особенно растревожило обывателей появление иностранных астрономов, их непонятная речь, их непривычный облик. Бельгиец Нистен был одет по-спортивному легко, немец Фогель ходил подчеркнуто важно, в светло-сером костюме в клеточку. На фоне светлого костюма несколько неожиданным казался теплый темно-бордовый шарф, затейливо повязанный на шее берлинца. Увешанный объективами, Фогель, если ему приходило в голову кого-либо заснять, бесцеремонно наводил на встречных аппарат. Люди шарахались в стороны.