Земля и люди. Очерки - [20]

О чем человек думает?

Днем он услышал случайный разговор. Мужики из строительной бригады сидели в затишке, за стенкой каменной кладки, закусывали тем, кто что принес из дому. Не смущаясь его присутствием, кто-то сказал, что секретарь парткома у них ничего мужик. Только слишком часто к месту и не к месту любит ввертывать армейские обороты речи и вспоминать о войне. И то верно.

Такой непринужденный разговор в обеденный перерыв никакому регламенту, как известно, не поддается, и часто не уследишь, что из чего возникает. Что-то говорили о прошлой весне, и кто-то упомянул о практиковавшемся некогда сверхраннем севе.

Было такое. В первые годы коллективизации две или три подряд посевных кампании бытовала мода сеять сверхрано, прямо в холодную весеннюю грязь. Кто-то в высоких кругах придумал проделать это в виде опыта в небольшом масштабе; кто-то, не в меру ретивый, рангом пониже, решил проделать это повсеместно. А в такую пору сеять можно еще только вручную, из лукошка. Но и сеяльщику пешему нелегкое дело выдирать ноги из грязи, которая сапоги на ходу стаскивает. И вспомнили мужики, что какой-то покойничек Кирьяк у них в селе присноровился сеять с верхового коня, с седла.

Смех смехом, но ведь было же. И Жителев подумал: да, было немало такого, что понапрасну отбирало человеческий труд. Так разве не обязаны мы сейчас всерьез думать о том, чтобы не очень размахиваться с рискованными экспериментами?

Вспомнили мужики теперь уже не без связи с предыдущим разговором о кок-сагызе. Сколько доброй земли занимали под него, сколько вкладывали живого труда! А вырастут жалкие, стелющиеся по земле розетки листьев. Вроде подорожника.

Старший из строителей сказал:

— У нас Иван Зотеич Укладников и облысел, как полено, именно от кок-сагыза. Ни от чего другого.

А нынешние, молодые агрономы, наверно, про кок-сагыз только в книжках читали. Костенька Шуклин небось и не видал, как оно растет.

Мысли Жителева перекинулись на дела бердышевской бригады.

Костю Шуклина бригадиром туда таки назначили. Секретарь парткома сам настоял на этом назначении, и теперь его живо интересовало, как там Костенька справляется с делами. Ошибки, которые Шуклин успел допустить за какие-то три-четыре месяца работы, Жителев переживал как свои собственные. А напутать Костенька там кое-что успел. Но кое-что затеял и хорошее. Такое, что благотворно скажется, может быть, только со временем. Такая уж отрасль человеческой деятельности сельское хозяйство, что там хорошее скоро не сделается.

К сожалению, среди агрономов часто встречаются люди одностороннего дарования. Есть ребята, приверженные к агротехнике и беспечные к агрохимии. Есть и наоборот. Кажется, Шуклин не беспечен ни к той, ни к другой стороне. Но агрохимия у нас долго была в загоне. А Костя не из тех, кто умеет выжидать.

И вот первое, с чего он там начал, — затеял агрохимическую паспортизацию полей.

Жителев сам был в бригаде, когда там возник разговор о почвенных картах.

— Карты-то, они есть, — с расстановкой сказал по этому поводу Семен Ляпин. — Только… у Груни Тарловой сынишке сколько лет?

— Вроде бы двенадцать, — ответили ему.

— Вот и картам столько же.

Жителев так бы и не понял, почему в этом месте разговора раздался смех. Тут надо было знать то, чего он знать не мог, живя в совхозе всего четвертый год. Потом уж ему объяснили: двенадцать лет назад в Бердышевой целое лето прожили студенты сельскохозяйственного института. Они и составили почвенные карты, давность которых теперь не без юмора сопоставляли с возрастом Груниного сынишки.

Ясно, что агрохимическую ревизию полей теперь надо было начинать сызнова. Шуклин, конечно, был обучен тому, как это делается, но тут нужны приборы… Главный агроном Костиной затее прямо не препятствует, но, кажется, считает ее во всяком случае преждевременной. Не на кого парню опереться и в самой бригаде. Пожилые люди, практики-земледельцы, вроде Семена Ляпина, в деревне есть, но они привыкли сеять на память, где что лучше растет по опыту многих прошлых лет. Это как раз то, с чем Шуклин начал воевать. Трудно будет человеку до поры до времени.

И Жителеву об этом думается беспокойно.

Какой-то учет качества полей существовал и у Семена Ляпина, работавшего бригадиром до Костеньки. Но у него и всего образованьишка — восьмилетка. И почвы свои он оценивал только по количеству гумуса, кажется, не очень точно зная, что это за штука. Вообразил себе человек, что в гумусе все качества.

Глядя на Шуклина, прислушиваясь к его толкованиям, секретарь парткома часто с удивлением думает: здорово переменился парень. Как отрешенно начал свою работу в селе, когда впервые появился в этих краях. И как переменился за какие-нибудь два года работы. Теперь, видать, любит землю и не терпит небрежного обращения с нею.

В бердышевской бригаде имелось гектаров сорок самого истощавшего, самого неродимого супеса. Говорят, когда-то на этом поле ежегодно сеяли и каждый раз что-нибудь да снимали, но теперь его совсем забросили. Вот там-то в почве уж действительно не содержалось гумуса — почти начисто песок-резун. Даже сорняками за несколько лет после заброса поле не заросло, только кустились кое-где на нем отдельными пучочками осока да болотный хвощ.