Земля Горящих Трав - [10]

— Подключить ученых… разложить эти мифы и идеологию на атомы, на мельчайшие архетипы, — вскинулся Алоиз Стейр. — Вскрыть их подсознание, как консервную банку! Менталитет среднего человека, мелкой сошки, отражает намерения правительства, — нужно только встать с задницы и поработать мозгами. Пусть аналитики и займутся этим. Не хватало нам еще вторжения толпы полубогов с идеей расового превосходства!

Сеславина снова привели в лабораторию. Он чувствовал, что больше не в силах выносить позор допросов в измененном состоянии сознания. Он уже решил для себя: на этот раз окажет сопротивление. Но Сеславин чувствовал, что на самом деле — не в мыслях, а в действительности — он не сможет переступить через грань, за которой станет ломать вещи или ударит человека. Когда он выходил на ристалище во время состязаний по двоеборью, такого ощущения не возникало. Спасало понимание, что и противник тоже хочет, чтобы Сеславин с ним состязался. Но агенты и Армилл, разумеется, не хотели, чтобы он ударил кого-нибудь из них или разгромил лабораторию, и Сеславину казалось, он не решится переступить через это.

Его зафиксировали в кресле в положении полулежа. Медик ввел сыворотку. Бесстрастное лицо Армилла стало расплываться перед глазами. Сеславин понял, что сейчас утратит власть над собой, и этот живой манекен начнет опять по-хозяйски вскрывать его душу.

Сеславин ввел себя в состояние боевой ярости. Когда-то в древности воины умели доводить себя до неистовства, удесятерявшего их силы. Это достигалось с помощью вытяжки из особых грибов или растения "дикий корень". Но, случалось, подобные силы сами собой пробуждались у человека в минуту опасности, подавляя болевую чувствительность и страх, мобилизуя все внутренние ресурсы. С тех пор как Обитаемый мир начал понемногу проторять путь к биоцивилизации, многие человеческие способности были усовершенствованы и стали достоянием большинства.

Боевая ярость Сеславина длилась дольше, чем у обычных людей, и он лучше ей управлял, потому что нарочно должен был отрабатывать ее из-за своего увлечения двоеборьем. Он сразу блокировал действие сыворотки. Сеславин напряг руки, и державшие их зажимы медленно разошлись. Он сел и освободил ноги. Армилл и врач не сводили с него глаз. Двое агентов у дверей жали на пульты, чтобы вызвать у Сеславина нервный паралич. Но тот, преодолевая идущий в мозг импульс, задрав голову, схватился за ошейник, рванул и сломал металлическую полоску. Отбросив половинки ошейника, Сеславин обвел глазами лабораторию. Агенты вытащили оружие. Парень ощутил взгляд Армилла и обернулся к нему. Стараясь взять верх с помощью внушения, Армилл приказал:

— Стой! Замри!

Сеславин открыто и яростно посмотрел на него и направился к выходу. Медики, охрана, сам Армилл, словно оцепенев, не двинулись с места.

Шагая по коридору назад в свою камеру, Сеславин заставил себя расслабиться, пощупал освобожденное от ошейника горло. Все еще грозный и счастливый, он с облегчением широко ухмыльнулся: все прошло лучше, чем он ожидал. Он сломал, кажется, зажимы анатомического кресла, испортил ошейник-контролер, но не тронул никого из людей, даже ничем не задел их достоинство. ("Разве что неподчинением, — на ходу думал Сеславин, — но тут уж они сами виноваты: я им что, покорная жертва?").

Завыла сирена тревоги. Когда с обоих концов коридора выбежали агенты Ведомства в блестящих серых куртках, Сеславин не стал сопротивляться. Ему приказали лечь на пол, обыскали и надели новый ошейник. Армилл, бледный как полотно, шагнул вплотную к нему. Сеславину уже позволили подняться. Глава Ведомства контроля за соблюдением высшего вселенского принципа сверлил его взглядом.

— Твое счастье, недоумок, — процедил он, — что ты не натворил больше глупостей. Ты представляешь, что ты делаешь, щенок?

— Я раньше думал, что нельзя так делать, — откровенно сказал Сеславин. — А теперь понял, что с вами — можно. Передайте от меня канцлеру: "Господин канцлер Стейр, не надо считать мою волю незначительной помехой вашим премудрым замыслам. Я могу за себя постоять. Я буду договариваться с вами, а не подчиняться".

— Торжествуй… торжествуй… — сквозь зубы проговорил Армилл и стремительно отвернулся.

Алоиз Стейр любил простоту в отношениях с людьми, но простоту особого рода. Он любил вставить крепкое словцо, сделать панибратский жест; сам сесть за руль и, неожиданно припарковавшись, оставив охрану в машине, заглянуть в какой-нибудь не самый изысканный ресторан. Но Стейру было нужно, чтобы его простота поражала народ, чтобы ее свидетели дрожали от волнения, а потом, как о чуде, рассказывали другим о панибратстве Стейра.

Получив от Армилла доклад о том, как Сеславин сорвал с себя ошейник и ушел с допроса, канцлер вдруг велел подать закуску и снова пригласил обоих иномирцев к себе.

На столике стояли бутылка, графин с водой, тарелочка с сахаром и три бокала. Алоиз Стейр сам разлил по бокалам зеленоватый напиток.

— Это абсент на экзотических травах, — сообщил он. — Роскошь. Так я, собственно, о чем? — отставив бокал, Стейр откинул ладонью откинул назад иссиня-черные волосы. — Вы опять сильно смутили моих людей. Что это было, Сеславин? — он в упор посмотрел на иномирца и продолжал, не дожидаясь ответа. — Если бы не я, Армилл разобрал бы вас на мелкие детали.