Земля горячая - [74]

— Так ведь нет такой статьи!..

— Есть, и не одна! А вы пошли на поводу у тунеядца, у преступника, допустили, чтобы он обворовывал людей. Эх, Толька, Толька, обюрократился ты. Уши у тебя заложило, да и глаза в тумане.

— Ну, знаешь ли!.. Я к тебе как к человеку, а ты…

Взгляд Толи метнулся по комнате, потом остановился на моем лице. Толя что-то вспомнил, выдвинул ящик стола и достал какую-то бумагу.

— А у меня, между прочим, для тебя новость, причем не очень-то приятная…

— Договаривай.

— Булатов отказал Игорю в вызове…

У меня сразу мелькнула мысль: «Так вот почему Игорь не ответил на мое письмо — хотел сам нагрянуть!..»

— Почему он отказал?

— «Женихов, говорит, у нас и своих хватает».

— При чем тут женихи?

— Я ему проболтался, что ты дружила с Игорем…

Я покраснела, представив самодовольное лицо Булатова в момент, когда он решал судьбу Игоря. И такое меня взяло зло на Тольку, что я чуть не выругалась.

— Скажи, кто тебя за язык тянул?.. Оказал медвежью услугу и мне и Игорю…

— Но ведь ты замужем!

— Ну и что же? Игорь — мой друг, понимаешь, друг детства, и замужество тут ни при чем.

— Я не хотел… нет, наоборот, понимаешь, очень, очень хотел, чтобы Игорь поскорее сюда приехал, а Семен Антонович начал расспрашивать, что он собой представляет, Ну, я возьми да и ляпни — хороший, мол, парень, друг Галины Певчей… Невзначай это как-то получилось, Теперь вот и не знаю, как ответить Игорю…

— А ты так и напиши.

— Я все хочу как лучше, а получается… — Толя запнулся, передвинул с места на место бумагу, покраснел. — Запарился я, Галка. Со строительством жилья одна беда, труд людей не налажен. Работают день и ночь, а чувствую, что не так, чего-то не хватает.

— Сказать, чего?

— Давай.

— Собственного достоинства тебе не хватает. Ведь ты все время на побегушках у Булатова, вроде его адъютант, а не парторг порта. Ты хоть раз приглашал вот сюда Булатова как коммуниста, как члена бюро? Наверняка нет! А к нему бежишь по первому звонку. Ведь так?

— Так-то оно так… Понимаешь, сам я чувствую, что не справляюсь с делом, а Семен Антонович уверяет, что я хорошо работаю.

— Ему это на руку.

— И почему ты, Галина, так ненавидишь Булатова?

— Ненавижу! Эх, ты!.. Иногда я, так же, как и ты, даже восторгаюсь его организаторской хваткой, а иногда… иногда злюсь на него… Груб, самонадеян.

Пышный, как бы соглашаясь со мной, утвердительно постукивал торцом карандаша о стол. Левая рука его лежала на листе бумаги, который должен был решить и уже решил, по сути говоря, вопрос о вызове Игоря…

«А может, он сам не хочет того, чтобы Игорь выехал сюда, на Камчатку, может, он сам на что-то надеется?» — думалось мне, но я тут же отогнала эту мысль. Ведь Толя никогда ни единым словом не намекнул мне на свою любовь. Наверное, Сашка все выдумал. Ну конечно, выдумал… А для чего надо было выдумывать?

ГЛАВА XXVIII

Март покрывал ночью глубокие снега задубевшим настом. Дважды ходили Ваня, Лешка, Борис и Александр Егорович на медвежью охоту и каждый раз возвращались ни с чем. Ваня сердился на меня, считал, что я виновата в его неудачах — деревяшку его держала в руках… Сегодня на рассвете ушли они в третий раз…

День уже клонился к концу. Я возилась у печки, мариновала рыбу. Шура, не без помощи врача впервые встав с постели, уехала в райцентр по каким-то своим делам. И тут в коридоре послышалось вдруг шарканье валенок. Открываю дверь, и что же — передо мной Ваня… весь в снегу, приземистый, маленький, с шапки свисают сосульки, а лицо расплылось в улыбке — черные, как морошка, раскосые глаза совсем спрятались в узеньких щелках.

Полушубок у Вани оттопырился, и как раз в том месте, где он оттопыривался, что-то шевелится. Я замерла от радости, так и впившись в Ваню глазами. А Ваня, не говоря ни слова и не отряхивая снега, по-прежнему улыбаясь, косолапо переступил порог нашей комнаты.

— Малыса принес! Сыбко устал… — выдохнул он и, пыхтя, начал расстегивать непослушными, онемевшими пальцами дубленый полушубок.

Я прямо сгорала от нетерпения.

— Вот он! — выхватил наконец Ваня из-за пазухи мягкий, темный, пушистый комочек. — Хоросый друг будет. Любить, однако, сыбко надо, обизать нельзя, — говорил он, передавая мне медвежонка и поблескивая глазами.

— А ты говорил, удачи не будет! А выходит, не пострадал твой божок!

Я взяла медвежонка в руки и почувствовала в своих ладонях живое тепло. Ко мне подскочили Санька, Лена, Лида. Поднялся такой содом, хоть уши затыкай: визжат, прыгают, хохочут.

— Малышом его назовем, тетя Галя? Да?

— Можно и Малышом, — согласилась я, радостно улыбаясь.

В самом деле, какой он забавный! Стоило мне отпустить его на пол, как медвежонок, косолапя, заковылял в угол, где стояла швабра. Не дойдя до нее нескольких шагов, он стал вдруг на задние лапы, принюхиваясь. Шерсть на загривке вздыбилась.

— Блондинки испугался! — загоготал вошедший Лешка. — Вот артист. Ты смотри — кроха, а уже шерсть дыбом. Характер!

Лида подхватила Малыша на руки, завернула в меховую куртку, стала убаюкивать, как ребенка. Санька в коридоре делал из папиросного ящика «берлогу», а я на правах хозяйки, получившей подарок, готовилась угощать охотников обедом. Ваня, Лешка и Борис скинули в прихожей мокрые полушубки, бросили на пол, и теперь на этих полушубках возилась с медвежонком детвора.