Земля - [4]

— Парень был бы неплох, если бы остригся. Теперь новая мода — обрезать косы.

Его бритва ходила так близко от небритой макушки Ван-Луна, что тот закричал:

— Нет, нет, мне нельзя стричься, не спросившись у отца!

И цырюльник засмеялся и оставил в покое его макушку. Побрившись и отсчитав деньги в сморщенную от воды ладонь цырюльника, Ван-Лун на мгновенье пришел в ужас. Какие траты! Но идя по улице и ощущая свежий ветер на чисто выбритой коже, он сказал себе: «Ведь это только раз в жизни!»

Потом он пошел на рынок, купил свинины и смотрел, как мясник заворачивает покупку в сухой лист лотоса; потом, после некоторого колебания, купил немного говядины. Когда все было куплено, даже квадратики творога из сои, дрожащие, как студень, на капустном листе, он зашел в свечную лавку и там купил две курительных палочки. После этого он с великой робостью направился к дому Хуанов.

Когда он подошел к воротам дома, его охватил страх. Зачем он пошел один? Нужно было попросить отца или дядю, или даже соседа Чина, попросить хоть кого-нибудь пойти с ним вместе. Ему еще не приходилось бывать в доме Хуанов. Как теперь войти с покупками к свадебному пиру в руках и сказать: «Я пришел за женщиной»?

Ван-Лун долго простоял на одном месте, глядя на ворота. Они были плотно закрыты; две большие деревянные створки, выкрашенные черной краской и окованные железом, находили одна на другую. Два каменных льва стояли на-страже, по одному с каждой стороны. И ни одной души, кроме него. Он повернул назад. У него нехватало смелости войти.

Вдруг он почувствовал слабость. Сначала нужно пойти и поесть немного. Он еще ничего не ел, — забыл о пище. Он зашел в маленькую харчевню и сел, положив на стол два медяка. Грязный мальчик в лоснящемся черном фартуке подошел ближе, и он крикнул ему:

— Две чашки лапши!

Когда ее подали, он с жадностью проглотил лапшу, запихивая ее в рот бамбуковыми палочками, а мальчик стоял рядом и вертел медяки в черных от грязи пальцах.

— Еще хочешь? — спросил он равнодушно.

Ван-Лун отрицательно покачал головой. Он выпрямился и посмотрел вокруг. В маленькой и темной, заставленной столами комнате не было никого знакомых. Несколько человек сидели за едой или за чаем. Это была харчевня для бедняков, и среди них он казался опрятным и чуть ли не богачом, так что проходивший мимо нищий начал просить, обращаясь к нему:

— Сжалься, учитель, дай мне мелкую монету, я умираю с голода.

До сих пор ни один нищий не просил у него милостыни, и никто не называл его «учителем». Он был польщен и бросил в чашку нищего два гроша, и тот быстро схватил их черной, как птичья лапа, рукой и спрятал в своих лохмотьях.

Ван-Лун сидел, а солнце поднималось все выше и выше. Мальчик нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Если ты ничего больше не закажешь, — сказал он дерзко, — то тебе придется уплатить за стул.

Ван-Луна разозлила такая дерзость, и он уже хотел встать, но при мысли, что нужно итти в дом Хуанов за невестой, все тело его покрылось потом, словно он работал в поле.

— Принеси чаю, — сказал он нерешительно.

Не успел он опомниться, как чай был уже на столе, и мальчик спрашивал язвительно:

— А где деньги?

И Ван-Лун, к своему ужасу, должен был достать из-за пояса еще один медяк, — больше ему ничего не оставалось делать.

— Это прямо грабеж, — пробормотал он, неохотно расставаясь с деньгами.

Тут он увидел, что в харчевню входит один из соседей, приглашенных сегодня на свадьбу, и поспешно выложил деньги на стол, одним глотком выпил чай, быстро вышел через боковую дверь и снова очутился на улице.

«Ничего не поделаешь, нужно итти», — сказал он себе с отчаянием и медленно направился к большим воротам.

На этот раз, так как было уже после полудня, ворота были приоткрыты, и привратник, сидя на пороге, после еды лениво ковырял в зубах бамбуковой щепочкой. Это был высокий малый с большой бородавкой на левой щеке; из бородавки росли три длинных черных волоса, которых он, должно быть, не стриг. Когда появился Ван-Лун, он закричал грубо, думая, что тот принес в своей корзине что-нибудь на продажу:

— Ну, чего тебе еще?

Ван-Лун ответил с большим трудом:

— Я Ван-Лун, крестьянин.

— Ну, так чего тебе, Ван-Лун, крестьянин? — возразил привратник, который бывал вежлив только с богатыми друзьями своего хозяина и хозяйки.

— Я пришел… Я пришел… — запинался Ван-Лун.

— Вижу, что ты пришел, — сказал привратник, покручивая длинные волосы на бородавке.

— Тут есть женщина, — сказал Ван-Лун голосом, невольно упавшим до шопота. На солнце его лицо лоснилось от пота.

Привратник громко захохотал.

— Так вот ты кто! — закричал он. — Мне говорили, что сегодня придет жених. Но ты с корзиной, где же мне было догадаться?

— Это провизия, — сказал Ван-Лун извиняющимся тоном, в ожидании, что привратник поведет его в дом. Но тот не двигался.

Наконец Ван-Лун сказал тревожно:

— Что же мне, итти одному?

Привратник разыграл припадок испуга.

— Нет, старый господин тебя убьет!

Потом, видя, что Ван-Лун уж слишком прост, он добавил:

— Серебро — хороший ключ.

Ван-Лун понял наконец, что привратник хочет получить с него взятку.

— Я бедный человек, — сказал он жалобно.