Земли обетованные - [11]

Я едва успел одеться. Джимми выглядел немногим старше Луизы; он был одет в светлую замшевую куртку, белую майку, джинсы и – что меня удивило – носил кожаные перчатки, которые так и не снял; на глаза ему падала волнистая прядь, которую он небрежно откидывал назад, а из уголка рта свисала незажженная американская сигарета. Луиза познакомила нас, но он едва удостоил меня взглядом.

– Я собиралась сварить еще кофе, – сказала Луиза, – ты будешь?

Она поставила на огонь кофейник, вынула чистую чашку. Я протянул Джимми спичечный коробок, но он мотнул головой:

– Не надо, я бросаю курить – из-за голоса.

Луиза разлила кофе по чашкам.

– Я встретил Жанно сегодня утром, – сказал Джимми. – Он согласен продать свой мотоцикл.

– Потрясно! – воскликнула Луиза. – Сколько он за него хочет?

– Ну, в том виде, в каком он сейчас, дорого Жанно не запросит.

– Ты ему сказал, что я получу права через три недели?

– Лучше ты сама с ним договаривайся.

– Это приятель, у которого есть «Роял-Энфилд 350»[22], – объяснила мне Луиза, дуя на дымящийся кофе. – Но он во что-то там врезался, повредил вилку переднего колеса, а чинить не хочет, хотя это сущие пустяки. Если он запросит подходящую цену, я его куплю.

Бросив недопитый кофе, Луиза схватила куртку и направилась к двери, а мы за ней. Внизу Джимми потер руки в перчатках, взялся за руль своего мотоцикла – «Пежо-356» стального цвета – и аккуратно вывел его с тротуара на мостовую; Луиза села сзади, он в два приема запустил мотор, она крепко обняла его за талию, они помчались в сторону бульвара Бомарше, и я вскоре потерял их из виду.

Как ни странно, я не обиделся на Луизу за то, что она меня вот так бросила, да и на Джимми тоже. Тогда я еще не знал, что нам предстоит вместе пережить странную историю, а если бы предвидел, чем она закончится, то, наверно, не пытался бы опять встретиться с Луизой; в общем, назавтра я снова пришел в «Кадран» на площади Бастилии, хотя уже не очень-то понимал, что мне там нужно – найти Сесиль или снова повидать Луизу. Наверно, и то и другое. Но Луизу я в кафе не застал, у нее был выходной. Я расположился за тем же столиком, что и вчера, вынул латинскую грамматику и, находясь в бодром расположении духа, взялся за отложительные глаголы.

При этом я регулярно отрывался от учебника в слабой надежде увидеть на улице Сесиль.

Два часа спустя отложительные глаголы были побеждены.

В общем, день прошел мирно, если не считать короткого набега в область соотносительных наречий; правда, их окончательное покорение я отложил до лучших времен. Я довольно быстро приобрел статус завсегдатая кафе, однако мои расспросы по поводу Сесиль с показом ее фотографий не дали никаких результатов. Да и успехи в латыни были мизерными, зато я уже прилично освоил пинбол: даже выигрывал бесплатные партии и завел новых приятелей.

Asinus asinum fricat[23].

В конце дня я наведался к Луизе домой, но никого не застал. Однако, выйдя из подъезда, я увидел Джимми, который причалил к тротуару и остановился, не выключая мотор.

– Ты видел Луизу? – спросил он, дергая за перчатки, но не снимая их.

– Я звонил в дверь, но ее нет дома.

Наверно, по моему лицу Джимми понял, что я не вру; он расслабился, опустил руки и вздохнул.

– Это тебя прозвали Монсеньором? Тут Клод и Рене рассказывали мне про дружка Луизы, который убойно играет в настольный футбол, зубрит латынь и похож на кюре, – это ты и есть?

– Я не похож на кюре!

– Так ты Луизин дружок или нет?

Он выглядел таким убитым, что я предпочел промолчать и предложил ему выпить кофе; он кивнул, аккуратно поставил свой мотоцикл на тротуар, и мы с ним расположились на террасе бистро с видом на бульвар. У Джимми была одна общая с Луизой черта характера: он охотно рассказывал про свои жизненные проблемы.

И его главной жизненной проблемой была как раз Луиза.

Они родились в одном квартале предместья Труа, выросли в тени трикотажных фабрик, и, что бы Луиза ни говорила сегодня, работа была там не такой уж каторжной. Их дома стояли рядышком. И Луиза, сколько он себя помнил, занимала главное место в его жизни, гоняла на велике вместе с парнями постарше и была единственной девчонкой в их компании; ей позволялось играть с ними в футбол, она выбирала себе то одну, то другую команду, смотря по настроению, и гордилась тем, что целовалась с ними со всеми, притом что все как один ее уважали. Джимми был ее первой любовью, и считалось, что они рано или поздно поженятся и заживут точно так же, как их сестры и братья, но Луиза по каким-то причинам – он так и не понял почему – категорически не желала заводить семью, да и характер у нее был вздорный, вечно она ворчала и ругалась со всеми подряд. После одной особенно жестокой ссоры с отцом, эхо которой разнеслось по всему предместью, она решила покинуть Труа. Джимми согласился следовать за ней, иначе она грозилась уехать без него. В Париже они сразу же нашли работу – он на Центральном рынке, она в кафе, официанткой, сняли квартирку в Жуэнвиле и зажили, как в раю. Но у Луизы были какие-то странные представления о независимости, точно у парня, только она была еще строптивей. Два года назад она вдруг связалась с одним греком и уехала с ним на две недели в Салоники, потом вернулась как ни в чем не бывало и поселилась в нынешней квартире на улице Амло; они снова были вместе, но теперь каждый из них жил, как хотел.