Землетрясение в отдельно взятом дворе - [2]
Совсем недавно я поскользнулась, упала и сломала правую руку.
Перелом, хоть и был закрытым, открыл мне глаза на многое в этом мире и в этой жизни. И мои представления обо всем сместились. Ну да, потому что перелом был смещенный.
Этюды для левой руки
Имя ангела
Пришла во двор живописная компания: два дяденьки в шляпах на потылицах, в рубахах, застегнутых под кадыками, один — молодой, тощий и длинный, другой — маленький и важный, видимо, начальник группы, две праздничные тетеньки: одна — дивная, с ползающей по лицу бессмысленной улыбкой и безнадежно косоглазая, вторая — насупленная, строгая, подозрительная, обе в платочках. Довольно носатые. Глаза у всех долу, но шныряют подозрительно взглядами туда-сюда, какая-то групповая договоренность и шельмоватость чувствуется. Сговор, можно сказать.
Младший в их компании, который длинный, курносый и страшно обаятельный, важно навис надо мной, растерянной, в пижаме, с загипсованной правой рукой, висящей на платке, и бойко:
— Здравствуй, — говорит, — сестра!
Другие оживились и c готовностью закивали головами. Родственнички, не дай мне боже, подумала и поздоровалась довольно мрачно:
— Ну? Че?
— А знаешь ли ты имя ангела своего? — проигнорировав мою негостеприимность, заученно продолжил декламировать Длинный. А Косенькая развернула веером перед моим носом цветные журнальчики на продажу, чтобы мне, грешной и невежественной, объяснить, как спасти душу мою за скромную, но ощутимую сумму. А если куплю все, то это будет предоплата гарантированного места в райском саду — примерно так объяснила веселая тетенька с гуляющими во все стороны глазами: бери-бери, не сомневайся, даю руку на отсечение — выставив правую руку, Косенькая стала натурально пилить ее ребром левой ладони. Судя по методам убеждения, до вступления в новый доходный бизнес она торговала курицами на базаре.
— Ой, гляди, и руку ты сломала… Неудачи преследуют тебя, сестра… — И такой у Длинного вдруг стал горестный, сочувствующий взгляд, и глаза у всех повлажнели — индийское кино! — и вся компания скисла и приготовилась горевать, заламывая руки, по поводу моего перелома и нерентабельных, в смысле последующего помещения моей души, перспектив.
— Ну? — Длинный как по команде сменил выражение лица с жалостливого на требовательное, как будто в нем, как в стиральном автомате, щелкнул таймер, переводящий работу машины с режима полоскания на режим отжима. И грозно: — Так знаешь ли ты имя ангела-хранителя своего?! — повторил Длинный.
У них, наверное, подумала я, на каждого не-знающего-имя-ангела-своего дано по десять минут, не больше — все так отрепетировано: реплики подают без пауз, по очереди, дружно, как в пионерском лагере на физзарядке, руками туда-сюда… Цирк! — подумала я. И стыдно стало, что я тут тяну с ответами, задерживаю процесс вербовки в ряды — колеблюсь, спасаться мне или нет, грешнице такой.
— А чего ж, конечно, знаю! — неожиданно для компании и даже для себя бодро отрапортовала я.
— Чево?! — вякнули из-за спины обаятельного Длинного носатые тетки и толстый молчаливый коротышка-начальник.
— Тово, — кротко, но неопределенно отрезала я, помахав компании пальчиками, торчащими из гипсовой повязки, и закрыла перед их хитрыми носами дверь.
Я соврала. Имени его я не знаю, имени ангела моего. И даже как выглядит — помню смутно. И если вдруг он подойдет ко мне на улице, я, скорее всего, могу пройти мимо или обойти его или даже нахамить… И он вслед мне посмотрит обиженно и даже подумает: «От же ж… выручай потом таких».
Что я вам скажу… Мы, простые люди, не всегда можем вдруг разглядеть ангела в обычном человеке. А тем более спросить его имя. Нет, можно было, конечно. Но обстоятельства были не те.
Назавтра я нацелилась ехать в Крым — в Артек — собирать классный материал для статьи и неслась откуда-то домой вся в заботах, мечтах и планах. Февраль, уточняю. Был февраль. Дворников в городе давно нет. Начальство есть, а дворники попали под сокращение, как у нас обычно бывает. Часть уехала в Италию и там работает дворниками, часть спилась, а часть ушла в малую политику, так сказать, политику низшего звена, ну там, в палатках стоять разного цвета, листовки, газеты в поддержку партии или конкретного депутата и флажки раздавать, потом за дополнительную плату изображать оскорбленный донельзя народ. То одним президентом оскорбленный, то противоположным президентом обиженный. Это я к тому, что был февраль, а следственно, гололед, а следственно, некому было скалывать лед…
И вот, вся в грезах о поездке в Крым, о встрече там со старыми друзьями и знакомстве с новыми прекрасными людьми, я поскользнулась и, недолго балансируя на потеху ротозеям, свалилась прямо посреди проезжей части, неловко подвернув правую руку, ухитрившись зашибить оба локтя, бедро и пятую точку. Шлепнулась и развалилась прямо по центру. Зрителей моего циркового номера было полно — начинался обеденный перерыв, из Большого Дома, напротив которого я имела честь грохнуться, как раз выезжали авто разной степени красоты и ценности. Машины медленно подъезжали к месту моего вынужденного отдыха, беспокойно стрекотали поворотниками и элегантно, но не без раздражения объезжали валяющееся нелепое создание — меня.
Многие из тех, кому повезло раньше вас прочесть эту удивительную повесть Марианны Гончаровой о Лизе Бернадской, говорят, что не раз всплакнули над ней. Но это не были слезы жалости, хотя жизнь к Лизе и в самом деле не всегда справедлива. Скорее всего, это те очистительные слезы, которые случаются от счастья взаимопонимания, сочувствия, нежности, любви. В душе Лизы такая теплая магия, такая истинная открытость и дружелюбие, что за время своей борьбы с недугом она меняет жизнь всех, кто ее окружает. Есть в повести, конечно, и первая любовь, и ревность, и зависть подруг, и интриги, и вдруг вспыхивающее в юных душах счастливейшее чувство свободы. Но не только слезы, а еще и неудержимый смех вызывает у читателей проза Гончаровой.
Они живут рядом с нами, ловят наш взгляд, подсовывают мягкие уши под нашу руку. Ну да – пара изгрызенных туфель. Но что такое пара каких-то бездушных туфель по сравнению с теплой головой на твоих коленях, с их мягкими лапами и теплым пузом! Что пара разбитых чашек или опрокинутых горшков с цветами по сравнению с торопливым топотом и радостными взлаями и взмявами, когда вы еще идете по лестнице, когда всего лишь гремите ключами, когда только входите в прихожую! Впрочем, эта книга не только о них, наших усатых, хвостатых и пернатых.
Если чудеса не послать специальным рейсом, в дороге они могут заблудиться и даже потеряться, испортиться или просто попасть совершенно не по адресу. А если чудо произойдет не с тем человеком, будет ли оно чудом?Марианна Гончарова написала книгу маленьких историй, полных уютного очарования. Самые печальные обстоятельства – не помеха для счастливых финалов, а нынешние горести – повод ждать будущих радостей. Только так и никак иначе!
Сюжеты Марианны Гончаровой, со всеми их нелепостями, случайностями и невероятным обаянием, выхвачены из воздуха, из садов и полей, из улиц и переулков небольшого городка. Герои – вроде бы самые обычные люди: вот интеллигентный и немного застенчивый дантист, вот влюбленная юная красавица, вот веселые попутчики, вот отважные воздухоплаватели, вот особенные дети, знающие и понимающие гораздо больше, чем мы предполагаем, вот рыцари и пасечники, неугомонные жулики и волшебники. Истории их жизни рассказаны с неизменным юмором и симпатией, и кажется, будто мы, читатели, знакомы с каждым из них с самого детства.
Автобус жизни писательницы Марианны Гончаровой не имеет строгого расписания. Он может поехать в любом направлении, даже заблудиться. Вообще маршруты воображения Гончаровой весьма причудливы и фантастичны. Она видит из окна своего автобуса гораздо больше, а зачастую и не совсем то, что видят другие пассажиры. Но с ее помощью они оказываются в удивительных и неповторимых жизненных ситуациях, из которых тем не менее всегда есть выход и всегда можно выбраться на дорогу, ведущую к дому.Читатели Гончаровой нередко чувствуют себя ее счастливыми спутниками, которым повезло ехать с ней вместе.
Природа дружбы естественна. Дружба — это не изобретение человека. Это изобретение кого-то поумней. И потому, что дружба дается свыше, вашими друзьями могут быть не только люди, но и все, кого вы встречаете в этой жизни, невзирая на образование, место жительства, возраст, статус, наличие хвоста, количество ног, лап, щупальцев, крыльев или плавников.Дружба дается свыше. Как умение улыбаться или плакать.Эту книгу рекомендуется читать, когда у вас плохое настроение, в одиночестве или в компании вслух.Можно и нужно читать детям.
Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.
Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.
Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.
Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.
Книга Андрея Наугольного включает в себя прозу, стихи, эссе — как опубликованные при жизни автора, так и неизданные. Не претендуя на полноту охвата творческого наследия автора, книга, тем не менее, позволяет в полной мере оценить силу дарования поэта, прозаика, мыслителя, критика, нашего друга и собеседника — Андрея Наугольного. Книга издана при поддержке ВО Союза российских писателей. Благодарим за помощь А. Дудкина, Н. Писарчик, Г. Щекину. В книге использованы фото из архива Л. Новолодской.