Землепроходец Ерофей Павлович Хабаров - [40]

Как глава экспедиции Ерофей Павлович нес полную ответственность за жизнь и действия участников похода. Он распределял между ними служебные поручения: постройку острожков, зимовий, судов, сбор ясака. В небольших исковых делах и спорах он был их судьей. Хабаров должен был следить за порядком в войске, бороться с неблаговидными поступками своих полчан, «от всякого дурна их унимать», а за непослушание и дерзость, которые в то время назывались «воровством и озорничеством», «чинить наказание и расправу, смотря по вине».

Вместе с тем, несмотря на большие права Хабарова, его войско, состоящее на 2/3 из добровольцев — вольных охочих амурских казаков, сохранило казацкое самоуправление. Войско контролировало действия Хабарова как представителя официальной власти в Даурии, и он не мог, не посоветовавшись с казачьим кругом, самостоятельно решать вопросы, касающиеся всех. Бывали случаи, когда войско вмешивалось в распоряжения Хабарова. Например, оно отвергло его предложение о поселении 20 покрученников на реке Урке и организации их силами пашни, сочтя нужным послать хлеб, предназначенный для этого поселения, к Тугирскому волоку, куда должен был подойти с подкреплением из Якутска Третьяк Чечигин. Все пленные и имущество, захваченные в ходе военных действий, считались собственностью войска, и оно их продавало всем без исключения, даже Хабарову[51].

Постепенно отношения Хабарова с частью войска стали ухудшаться. Ведь для некоторых Хабаров был не только начальником, но и хозяином. Ерофей Павлович многих из охочих казаков, ссудил для подъема в Даурию деньгами, хлебом, снаряжением, одеждой, оружием, порохом, свинцом. Он активно вмешивался в их промысловую деятельность, постоянно забирал по кабалам 2/3 добытой ими пушнины в свою пользу. Отношения с покрученниками становились все напряженнее. Государственная служба занимала много времени, свободного времени для собственного промысла оставалось мало. Получалось так, что многие из покрученников не могли своевременно расплачиваться с Хабаровым, а он, в свою очередь, оставался должным Францбекову. Францбеков грозил правежом. Мало того, он отправил из Якутска с отрядом Чечигина «своего человека» Ананью Урусланова, который прямо в войске взыскивал и с Хабарова, и с других должников в пользу Францбекова мягкую рухлядь. Наконец, Францбеков отдал свою кабалу в 2100 руб. окольничему Прокофию Соковнину, которому был должен эту сумму. Иск он переписал на Никифора и Ерофея Хабаровых. Теперь оба брата должны были расплачиваться еще и с Соковниным. Последний не соглашался на отсрочку долга и через Сибирский приказ направил свой иск в Якутск, оттуда 30 июня 1652 г. на Амур был послан служилый человек Никита Прокофьев со строгим предписанием собрать за братьев Хабаровых, как за преступников, «крепкие поручные записи», с Ерофея начинать править долг, «как минется Даурская служба», а Никифора доставить в Якутск под охраной немедленно.

Связанный по рукам и ногам кабальными записями, Хабаров все чаще упрекал товарищей в неуплате ему долгов за то казенное имущество, которое он получил в счет ссуды: «Мне платить в казну государю. Вы что ли за меня ему платить будете?» Иногда, в минуты раздражения, он грозил некоторым из своих должников тем, что за всякий пуд ссужаемого им хлеба заставит их платить по 10 руб., т. е. сумму неслыханную по тем временам.

В отряде появились недовольные из числа покрученников, которые, возможно, не без основания стали обвинять Хабарова в том, что «он их избижал и мучил всякими налогами и кабальными правежами неместными»[52]. Стали роптать и жаловаться друг другу и те, кто пошел на Амур добровольно, снарядившись на собственные средства. Мало чем обязанные войску и лично Хабарову, они были недовольны тяготами службы, дисциплиной, которую он требовал, и, наконец, тем, что им приходилось служить «с воды и с травы», без государева жалованья. Так в войске сложилась группа, которая решила отколоться от Хабарова и служить государю «особо».

События развивались следующим образом. 1 августа 1652 г., в то время, когда большая часть отряда была занята строительством острога в устье Зеи, около 100 казаков, подстрекаемых казачьим десятником и толмачом Константином Ивановым и охочими амурскими казаками Степаном Поляковым и Логином Васильевым, неожиданно захватили 3 дощаника и отвалили в них от берега. На дощаниках в то время находилось до 30 человек, непричастных «к воровскому совету». Лишь немногим из них, наиболее решительным и сильным, удалось вырваться и не дать себя схватить и связать. Оставив в дощаниках все свое имущество — одежду, оружие, порох, свинец, пушнину, эти казаки, по словам очевидцев, бросились в воду и вплавь, «в однех рубахах», добрались до берега. В тот день вместе «со сворованными и сильно увезенными» отошло от Хабарова 136 человек. В устье Зеи осталось 212 человек.

Долго плыли в лодках вслед за дощаниками верные Ерофею Павловичу казаки, взывая к совести и долгу своих товарищей. Но на все уговоры остаться и продолжать вместе начатое дело, «не порушить крестное целование, слушати государева указу и наказных памятей» беглецы заявляли довольно язвительно: «Не слушаем де мы наказных памятей да и близко де к вам нейдем. Однажды (раз и навсегда. —