Землепроходцы - [79]

— Треска! Буш! — громко кричал он в полной темноте, спускаясь вниз и боясь, что не поручит ответа.

— Что случилось? Ты чего орешь? — раздался недовольный заспанный голос Трески. — Только успел уснуть, как ты тут со своим криком. Чего спать мешаешь?

— Судно идет на прибрежные камни! Где Буш?

— На какие еще камни? Эй, Буш! Кто свет задул?

Не получив ответа, Треска высек огонь и зажег плошку. На полу у кормила лежал без движения Буш.

— Перекладывай кормило вправо! Скорее! — подстегнул Семейка криком Треску. — Сейчас налетим на камни!

Треска перерезал веревки, которыми было привязано кормило, и налег на него грудью. От резкой перемены курса судно накренилось. Вверху громко хлопнули паруса. Затем на палубе послышался топот многих ног, раздались встревоженные голоса.

— Разобьемся! — взлетел чей-то вопль. И наверху все смешалось.

Затем прозвучал выстрел из пистолета, и громкий голос Соколова перекрыл шум на палубе.

Едва заметный шорох прошел под днищем, и у Семейки разом онемели все мускулы. Он закрыл глаза, но шорох не повторился. Радостные крики наверху подсказали, что опасность миновала.

И в это время застонал и зашевелился Буш. Закрепив кормило, Треска наклонился над ним, поднял его голову.

— Как это ты так? — спросил он, увидев, что швед открыл глаза.

— Чшорт! — заскрипел Буш зубами. — Этот промышленный… Гришка по голове чшем-то. Сзади.

На затылке у Буша волосы запеклись от крови. Треска перевязал голову ему полотенцем и помог добраться до нар.

Наверху, куда Семейка с Треской потом поднялись, они увидели при свете факела всю команду толпящейся возле распростертого на палубе Бакаулина. Промышленный был мертв. В спине его торчал нож Умая.

Когда Семейка рассказал команде, как все было, над палубой повисла гнетущая тишина.

— Должно, за брата своего хотел отомстить нам, судно на берег решил выкинуть, — выдавил наконец кто-то. — Оба были волки, один другого лютее.

Мрачное ночное происшествие открыло собой цепь грозных событий. Утром у берегов Тауйской губы налетела буря. Северо-западный ветер отнес судно от берегов далеко в море. Огромные волны перекатывались через палубу. За борт смыло двух казаков. Над вздыбленным морем, ставшим их могилой, висело зловещее фиолетовое небо без единого облачка, что казалось при буревом ветре почти немыслимым в этих промозглых широтах.

На вторые сутки ветер притащил тяжелые мохнатые тучи, и судно утонуло в сетке дождя, носясь по воле волн с убранными парусами. Судно, к счастью, оказалось сколоченным надежно и почти не дало течей.

Буря улеглась на пятый день. Волны успокоились, и небо снова засияло безмятежной синевой. Треска, взобравшись на мачту, разглядел горы. Земля могла быть только Камчаткой.

Поставили паруса и взяли курс на восток. Скоро белые горы заняли весь горизонт, а ближе их уже угадывалась черная полоса берега. Вскоре один из казаков, прослуживший пять лет на Камчатке, подтвердил, что они у цели. Он узнал по очертаниям Тигильский мыс.

Судно медленно спускалось к югу. Боясь напороться на подводные камни, держались подальше от берега. Вся команда толпилась на палубе. Целый день лодия шла вдоль берега, но так и не удалось высмотреть ни одной, даже крошечной, бухточки для безопасной стоянки.

На второй день плавания вдоль берега Соколов встревожился не на шутку.

— Немыслимый берег, — говорил он Треске. — Ужели ни единого паршивого заливчика не встретим?

— Сам дивлюсь, Кузьма, — поскреб бороду мореход. — К тому же опасаюсь, как бы опять не разыгралась буря. Думаю, надо спустить бот и проведать устье какой-нибудь подходящей реки. Может, на устье инородцев либо камчатских служилых встретим.

Так и решили сделать. Возле устья реки Тигиль судно бросило якорь. На боте решил отправиться сам Соколов. С собой он взял Семейку, Мяту, Буша и еще троих дюжих казаков. Перед отплытием казаки надели кольчуги.

На судне за командира Соколов оставил Треску.

— Доглядывай, Никифор, чтоб пушкарь не отходил от пушки, — наказывал он мореходу. — На всю Камчатку — три острога казачьих. Мирно ли тут сейчас — кто ведает? В случае, если нас встретят боем, пусть пушкарь выпалит — разбегутся.

Предосторожности, однако, оказались излишними. Пристав к песчаной кошке и поднявшись на берег, они прямо возле устья обнаружили в распадке корякское селение. Оно оказалось совершенно пустым. Дымящиеся остатки костров подсказали казакам, что жители стойбища, видимо, скрылись в тайге, заметив корабль. Сколько они ни кричали и ни звали людей, никто не ответил на их зов. Только крупные, словно волки, собаки, бродившие возле жилищ, скалились и озлобленно рычали на пришельцев.

Глубина в устье во время прилива была вполне достаточной, чтобы провести судно на стоянку. Однако Соколов передумал отстаиваться здесь, решив поискать все-таки встречи с камчадалами на других реках.

Снова снялись с якоря. Миновала ночь и еще один день. И опять не нашли ни одной бухты.

— Ежели на всем побережье нет бухт, тогда дело плохо, — сокрушался Соколов. — Тогда путь на Камчатку морем заглохнет.

— Надо искать подходящую реку, — настаивал на своем Треска. — Некоторые реки при впадении в море образуют ковш. В таком ковше судну стоять даже удобнее и безопаснее, чем в бухте.